уже его единственного наследника — чтобы завладеть всем наследством Коминых и тем самым отомстить им.

Докин молчал. Белогоров смотрел на него, выдаст ли тот себя своим возмущением или отрицанием. Но тот был непроницаем.

Но станислав был абсолютно уверен в верности своего предположения:

— Чтобы добить мать, Вы оглушили и похитили Романа, и сообщили ей, что ее единственный сын убит — это же гарантированная смерть для такой матери, как Юлия Валерьевна. Так и получилось — мать не пережила сообщения о гибели ее единственного сына. Затем Вы выпустили Романа, чтобы он стал правопреемником матери и обозначился в борьбе за все имущество своих родителей. И тут сообщение о подозрительной смерти моего доверителя.

Докин по-прежнему молчал. Однако Белогоров видел, что Докин молчит как человек, находящийся в шаге от достижения своей цели, и цена ее достижения для него не важна.

В голосе Станислава появилось сдержанная, но ощутимая неприязнь:

— Вы убили их всех ради завладения наследством — мотив очевиден: Вы всех устранили, чтобы отомстить им, а заодно уж стать наследником умерших или погибших Коминых — раз уж Геннадий Комин был богат.

— Я Романа Комина не убивал. Все остальное — Ваши придумки, — твердо сказал Виталий Павлович, уже совсем успокоившийся, собрав все свои документы и закрывая папку с ними. — А какому-то официанту никто не поверит, потому что Вы зачем-то все это придумали, да еще и лжесвидетеля привлекли. Сколько Вы заплатили ему? Я добьюсь правды — Вам не поможет этот лжесвидетель.

С этим упреком Виталий Павлович поднял папку и собрался идти к двери.

— Мне, может быть, не поверят. А Вам — поверят. Вы же уже все рассказали.

— Что?

Виталий Павлович остановился, не дойдя до двери, и повернулся в сторону Станислава. Станислав молчал, но чувствовалось, что далее что-то должно произойти.

Через десять-двенадцать секунд, протянувшихся оооочень долго, открылась дверь, и в комнату вошли три человека: Петр, мужчина в мятом костюме, с уставшим строгим профессиональным взглядом, и парень, в котором Виталий Павлович сразу признал несуразного официанта того кафе. В коридоре за входящими он увидел еще наряд полиции.

— Да, это он, — сказал официант, показывая на Докина.

Мужчина кивнул. Виталий Павлович понял, что это — следователь, который расследует смерть Геннадия Максимовича.

Докин явно собрался с силами и сказал:

— Я не знаю, товарищ адвокат, что Вы тут задумали, но я — наследник Романа Геннадьевича Комина, против него я ничего не предпринимал, и поэтому с Вашей помощью или без нее, но я продолжу судебный процесс и получу его наследство. А там уже все поменяется. А на Вас я напишу жалобу, в адвокатскую палату, что Вы сотрудничаете со следствием — я знаю, что Вам как адвокату это запрещено. И с чего это вдруг Вы развели такую деятельность? Может быть, Вы уже сфабриковали завещание от имени Романа Геннадьевича на себя или на кого-то из своих людей? Я все оспорю!

— Не оспорите, — спокойно и твердо возразил Станислав. — И наследником Романа Вы не станете.

И добавил:

— И пожаловаться на меня Вы не сможете, потому что все это сделано по указанию моего доверителя.

— Что?

Станислав посмотрел на Петра, тот подошел к замаскированной двери, ведущей из этой комнаты в коридор с непарадным входом, и открыл ее. За дверью открылась пустота: на пороге никто не стоял, и в коридоре никого не было видно.

И Виталий Павлович, и Станислав, и Петр Игоревич, и даже уставший следователь — все внимательно смотрели на эту открытую дверь, на этот потайной вход в офис. Понятно было почти всем в комнате, кто должен появиться, но никто не входил.

Первой вошла Виктория, наконец, к двери подошел Роман. Вела его Вера, за ним шла, едва заметно поддерживая его, Ливия.

Виталий Павлович смотрел на Романа вроде бы спокойно. Еще после упоминания Станиславом доверителя он стал догадываться, что Роман не умер, что Роман жив, но всем своим существом он отказывался верить в это. Но в это приходилось поверить: перед ним находился Роман Комин, его двоюродный племянник, живой, и необходимость наследовать его имущество на данный момент точно отсутствовала.

Он был жив.

Роман Комин был жив.

Сообщение о его смерти было грандиозной мистификацией.

Виталий Павлович осел на самый ближний стул. Он молчал.

Потом он нашел силы глухо сказать:

— Вы не имели права так делать — Вы нарушили закон об адвокатуре, и теперь по моей жалобе Вас лишат статуса.

Отомстить, отомстить за нарушенные планы. Хотя бы адвокату отомстить.

На это Станислав спокойно возразил:

— Вы не правы в отношении нарушения законодательства об адвокатуре. Совет Адвокатской палаты Московской области разрешил мне все это сделать, — сказал Станислав, показывая Виталию Павловичу копию решения Совета, принятого по его обращению.

Докин замолчал. Запас его доводов исчерпался до полного дна. Услышанное, а теперь еще и увиденное им — победило его.

Роман тоже молча смотрел на него. Все было позади — смерть отца, нападение на маму, нападение на него, смерть мамы. Теперь больше не нужно прятаться, можно вернуться к нормальной жизни. Хотелось броситься и убить этого человека, лишившего его отца и матери — но душевные силы отсутствовали. И даже если бы и были, то ни отца, ни мать это не вернуло бы.

Да и физические силы отсутствовали: по Роману было видно, что он едва стоит, и в любой момент может упасть в обморок.

Ливия стала крепче и бережнее поддерживать его.

В комнату вошли сотрудники полиции:

— Докин Виталий Павлович, Вы задержаны по подозрению в совершении убийства Комина Гэ Вэ и в покушении на убийство Коминой Ю Вэ.

Виталий Павлович совершенно не сопротивлялся, когда подошедшие к нему оперативники надели на него наручники. Потом он так же молча и покорно вышел за ними из комнаты.

В сторону Романа он упорно старался не смотреть.

Когда они вышли из комнаты, Станислав встал и решительно вышел за ними. В коридоре он позвал старшего из оперативников:

— Товарищ капитан!

Товарищ капитан от неожиданности вздрогнул — он знал, что задача выполнена, преступник («Да какой он подозреваемый! — резко говорил он вчера адвокату при молчаливом, но полном одобрении следователя. — Он преступник, он убийца! Его же свидетель изобличил? Изобличил. Все — в СИЗО!»), так вот — преступник задержан, все по плану.

И тут еще что-то.

Он притормозил и обернулся к адвокату:

— Что?

— У меня просьба: сделайте так, чтобы с гражданином Докиным в СИЗО ничего не случилось.

— Это как?

— Чтобы он сам с собой ничего не сделал,