Вертолет облетал стороной населенные пункты, чтобы не попасть под обстрел неприятеля. А когда пролетал над селением, отстреливал красные шарики ложных целей, словно засевал землю огоньками семян, оставлял за собой пучки волнистых волокон.

Пролетали над дорогами, и можно было увидеть редкие машины. На краю селения виднелось стадо коров и крохотная фигурка пастуха.

В стороне проплыл город, окруженный горчичной дымкой. В нем не было жизни. От него осталась одна скорлупа. Он напоминал окаменелую раковину, в которой умер моллюск.

Окладников, мало спавший ночью, начинал дремать под ровный рокот винтов и дрожание фюзеляжа, среди редких вспышек солнца, перетекавшего с одного борта на другой. Он дремал, и ему казалось, что он видит в полусне бесконечный домотканый половик из синих, розовых, зеленых полос, и это милое с детства, домашнее видение доставляло ему радость.

Он очнулся, разбуженный стремительным приближением опасности, которая мчалась с земли. Превратилась в грохот, в полыхнувший из кабины огонь, в толчок горячего воздуха, который сорвал его с места и ударил головой о шпангоут. Теряя сознание, успел моментальным зрением увидеть развороченную кабину, влетавший в салон огонь и майора Латунина, сорванного с сиденья, парящего в невесомости.

Второй ужасный удар привел его в чувство. Он был прижат к хвосту фюзеляжа, вмятый в обшивку. Кругом горело, хрустело. Кабина сплющилась при ударе о землю, тела экипажа, разорванные, пробитые металлом, липко горели, а майор Латунин лежал на днище и дергался, и к нему подбирался ручеек огня.

Окладников выдрался из лепестков алюминия, упал от острой боли в бедре, пополз к дверям, которые вылетели от удара. Хотел нырнуть, вывалиться головой вниз из горящей машины. Рядом дергался, хрипел майор Латунин, и Окладников, видя, как ручеек огня начинает лизать майора, потянул его к дверям. Вывалился из машины, опять на мгновение потерял сознание, а очнувшись, со стоном потянул на себя майора. Сволок его за шиворот на землю, видя на днище красную полосу крови. Автомат, прицепившись за ногу майора, упал вместе с ним на землю.

Вертолет горел, в сплющенной кабине виднелись изломанные тела экипажа. Спасаясь от взрыва бензобаков и висящих на подвесках снарядов, Окладников пополз от вертолета, утягивая за собой майора. Слышал его булькающий хрип, видел цеплявшийся о комки земли автомат.

Он отполз на десяток метров, когда вертолет взорвался. Дунул бушующим пламенем, брызнул свистящим металлом и осел, чернея скелетом, сквозь который плескался огонь. Лопасти винта опали к самой земле. Жаркая гарь достигала Окладникова, и он отполз еще дальше, подтягивая к себе майора.

– Сейчас, майор, погоди! – бормотал он, отпуская ворот майора, просовывая руки ему под голову, приподнимая ее. Увидел шею майора, на которой рана хлестала кровью. Шейная артерия была перебита, и кровь лилась за ворот. Вся одежда была черной и липкой, по земле тянулась кровавая полоса.

Майор слабо чмокнул, на губах вздулся розовый пузырек, и он затих. Его бронзовое лицо и васильковые глаза стали блекнуть, белеть. Окладников осторожно убрал руку из-под головы майора, и тот плоско вытянулся, раскрыв в небо побелевшие глаза.

Окладников лежал рядом с мертвым майором, стараясь понять случившееся. Вертолет был сбит ракетой переносного зенитно-ракетного комплекса. Значит, облетая районы, где обосновались боевики Джабхат ан-Нусра, он все-таки прошел над селением, где располагались повстанцы. Ракета попала в кабину, уничтожила экипаж, майор при падении был смертельно ранен, а Окладников получил перелом или вывих бедра, о чем ему скажет хирург.

Он ощупал бедро, нажатие пальцев причиняло острую боль. Была досада на командование, посадившее его в одиночный вертолет, хотя в условиях боевых действий надлежало летать только парой. Взрыв произошел на сороковой или пятидесятой минуте полета. Была потеряна связь, и база должна была выслать вертолеты-спасатели. Скоро они появятся в воздухе, дым от сбитой машины послужит им ориентиром. Но этот же дым послужит ориентиром для боевиков, сбивших машину.

Эта мысль ужалила его, заставила оглядеться. Кругом была горячая степь, залитая солнцем. Кое-где зеленела трава. Чадил и догорал вертолет. Поодаль белесый, протертый колесами, тянулся проселок. Было безлюдно.

Окладников отцепил от ноги майора автомат, достал из его залитого кровью лифчика автоматный рожок и гранату, сунул себе в карманы. Пополз, волоча ногу, подальше от вертолета и мертвого майора, которые могли служить ориентиром для повстанцев.

Он дополз до неглубокой выемки, у которой рос маленький куст, покрытый розовыми цветами. Листья были мелкие, глянцевые, как у растений пустыни. Куст торопился отцвести, пока не наступило летнее пекло. Розовые цветы выделяли клейкий сок, и крохотные насекомые с прозрачными крыльцами облепили ветки, лакомились соком.

Он понимал, что случилось ужасное, то, что случается на войне, но удаляется сознанием с переднего плана, сохраняется как невнятная угроза, заслоняется инстинктами, азартом, верой, что эта участь его минует. Не миновала. Он был сбит, ранен, находился рядом с врагами. Но среди этого ужаса сияло чудо спасения. Он не разбился. Его не разорвала ракета. Он уцелел, чтобы продолжать жить. И этим чудом обязан отцу и матери, которые на другой половине земли, в оренбургской деревне, молились о нем, думали непрестанно, посылали невидимый луч своей нежности и любви. Окладников ловил этот луч, лежа в малой ложбинке под палящим солнцем, глядя, как в стороне догорает вертолет и поодаль лежит мертвое тело майора.

Мысленно он присел на волшебную скамеечку, украшенную разноцветными пуговицами, и стал молить, чтобы к нему пришло избавление.

Солнце пекло. Вяло колыхался дым догоравшего вертолета. Майор лежал поодаль, и его нога была приподнята в колене. Видно, Окладников согнул ее, когда стягивал ремень автомата. На розоватых цветах мерцали прозрачные крылья беззвучных насекомых. Окладников всматривался в белесое небо, ожидая увидеть точки приближающихся вертолетов, старался уловить их далекий стрекот. Машины приблизятся, сделают круг, и одна останется в воздухе, нацелив на землю жала реактивных снарядов, а другая опустится, из-под сверкающих винтов ринутся автоматчики, и он увидит их родные лица, почувствует крепость их спасительных рук.

Было тихо, лишь в дымном скелете сбитого вертолета что-то потрескивало.

Он увидел, как в стороне запылило. По дороге в солнечной пыли катил грузовичок. В кузове, держась за кабину, стояли люди. Грузовичок остановился. Пыль снесло, и на землю спрыгнули четверо. Окладников видел в их руках автоматы. У одного на плече висел гранатомет. Окладников перестал дышать, а потом в груди тоскливо заныло, затрепетало. Это были враги, появление которых он ожидал, откладывал на потом, вымаливая появление вертолетов. Но первыми появились враги. Вертолеты, подоспев, ударят по ним из курсовых пулеметов, взрыхлят взрывами дорогу, перевертывая грузовичок, обращая в бегство стрелков. Станут гонять по степи стрекочущими пулеметами.

Стрелки, держа автоматы, сошли с дороги и стали приближаться к догоравшей машине. Они шли осторожно, останавливались. На одном был красный, обмотанный вокруг шеи шарф. Он казался главным. Останавливал остальных, водил рукой, указывал на горящий вертолет.