– Руби! Что ты творишь?! – воскликнула Спэрроу.

– Может, попаду в одного из них.

– Но Правило…

– Правило! – фыркнула Руби, закатывая глаза. – Думаешь, они не падают сами с деревьев? О, смотрите, слива! – Она сделала вид, что подбирает что-то с земли и рассматривает, а затем подняла голову вверх. – Должно быть, там кто-то есть! Убьем же их!

– Сомневаюсь, что слива выдержит такое падение, – заметил Ферал.

Руби одарила его, пожалуй, самым уничижительным взглядом, который когда-либо существовал. А затем неожиданно рассмеялась, схватившись за живот и согнувшись пополам.

– «Сомневаюсь, что слива выдержит такое падение», – спародировала она, расхохотавшись пуще прежнего. – А как насчет меня? – Руби перекинула ногу через балюстраду, и желудок Сарай ухнул вниз. – Как думаешь, я переживу такое падение? Вот это уж точно будет нарушением Правила.

Спэрроу снова ахнула.

– Прекрати! – обозлилась Сарай, отдергивая девушку назад. – Не будь дурой. – Она чувствовала, как паника пульсирует под ее кожей, и попыталась собраться. – Ферал прав. Пока еще рано беспокоиться.

– Беспокоиться никогда не рано, – встряла Минья, которая, в отличие от них всех, выглядела совершенно спокойно. Более того, она казалась восторженной. – Беспокойство побуждает к действиям.

– Каким еще действиям? – спросила Спэрроу с дрожью в голосе. Она посмотрела на сад, на элегантные арки галереи, через которые виднелся обеденный стол, на Ари-Эйла, замершего на том же месте, где оставила его Минья. Легкое дуновение ветра потревожило завесу из виноградных лоз – единственную преграду между улицей и помещением. – Нам не спрятаться. Если бы мы могли просто закрыть двери…

«Двери» цитадели ничем не походили на вырезанные вручную деревянные изделия, о которых Сарай знала благодаря ее путешествиям в город. Они не распахивались и не запирались. Не закрывались на замок или засов. Они вообще не считались предметами – просто отверстия в гладком мезартиуме. По крайней мере те, которые остались открытыми. Закрытые же тоже были не дверьми, а лишь гладкими продолжениями стены, поскольку, когда цитадель была «жива», металл попросту образовывал проем, а затем плавно соединялся.

– Если бы мы могли закрыть двери, – медленно напомнила ей Минья, – это значило бы, что мы можем контролировать мезартиум. В таком случае мы были бы способны на гораздо большее, чем закрыть двери.

В ее тоне чувствовалась кислота. В сердце Миньи, дочери Скатиса, всегда гноилась горечь оттого, что она не унаследовала его силу – единственную, которая могла бы их освободить. Дар встречался очень редко, и Корако пристально следила за детьми, пытаясь увидеть его признаки. За все годы работы Старшей Эллен в яслях он проявился лишь раз, и Корако тут же забрала ребенка.

Мезартиум необычный металл. Он абсолютно непреклонен: непроницаемый, неприступный. Его нельзя порезать или проколоть; еще никому не удавалось оставить на нем что-то больше царапины. Он не плавился. Даже самый жаркий огонь и самый сильный кузнец не смогли проделать в нем брешь. Даже пламя Руби не действовало. Тем не менее по желанию Скатиса металл сморщивался, колебался и преобразовывался с текучестью ртути. Твердый и прохладный, он, однако, плавился под чужой волей, и создания, за которых Скатису дали прозвище «бог монстров» вместо простого «бог металла», были во всех отношениях живыми существами.

Чудищ из мезартиума было четверо, по одному на каждый гигантский металлический блок по краям города. Разалас был его любимчиком, и хотя жители Плача понимали, что монстр на самом деле был металлическим оживленным разумом Скатиса, но этот факт затерялся в их страхе. Ужас перед ним создавал его сущность, и Сарай их понимала. Уже тысячу раз она встречала его в чужих снах, и даже ей было трудно поверить, что в действительности монстр не живой. Цитадель в небе тоже казалась одушевленной. В те времена любой, кто поднимал голову, рисковал наткнуться на ответный взгляд ее огромных непостижимых глаз.

Вот каким был дар Скатиса. Достанься он кому-нибудь из них – и двери не составили бы проблем. Они смогли бы оживить всю цитадель и переместить ее куда захотят – хотя Сарай не представляла такого места в мире, где захотели бы их видеть.

– Но мы не можем, не так ли? – сказала Спэрроу. – И бороться тоже…

– Ты не можешь, – презрительно согласилась Минья, будто дар Спэрроу, кормивший их много лет, был бесполезен из-за своей неспособности к насилию. – И ты, – обратилась она к Фералу с тем же презрением. – Если бы мы хотели напугать их громом и молниями, то ты бы мог пригодиться.

Она много лет вынуждала его научиться призывать и нацеливать молнии, но результат был плачевным. Юноша плохо контролировал свой талант, и хотя это связано с естественными характеристиками его дара, а не личными недостатками, Минья ни капли его не щадила. Дальше она перевела взгляд на Сарай, и в нем читалось даже не презрение, а нечто более воинственное. Гнев, раздражение, яд. Сарай было не привыкать. Она терпела ее уколы с тех пор, как перестала слепо повиноваться всему, что приказывала Минья.

– Но у нас есть Костер, – сказала девочка, глядя на Руби не столько с пренебрежением, сколько с холодным расчетом.

– А что я? – настороженно спросила та.

Минья сосредоточила на ней взгляд:

– Ну, полагаю, твой дар способен на большее, чем просто подогревать воду и сжигать одежду.

Лазурная кожа Руби побледнела, с лица сошла последняя кровинка.

– Ты предлагаешь… сжигать людей?!

Минья коротко хохотнула:

– Ты единственная из нас пятерых, кто может быть настоящим оружием, и никогда даже не задумывалась…

– Я не оружие, – перебила Руби.

Все веселье девочки испарилось.

– Когда дело касается защиты цитадели и нашей жизни… да, ты оружие, – произнесла она ледяным тоном.

Порой в промелькнувшем на лице выражении можно увидеть душу человека, и в ту секунду Сарай увидела душу Руби: тоску, кроющуюся в ее основании. Еще вчера она думала о том, как дар девушки отождествлял ее характер, но Минье хотелось не этого. Руби была жаром и нестабильностью, страстью – но не жестокостью. Она хотела целовать, а не убивать. Звучит глупо, но на самом деле нет. Ей всего пятнадцать, и она чувствовала себя неистово живой. В этот миг Сарай увидела, как надежды Руби одновременно обнажились и разрушились, ощутила в них эхо собственных мечтаний. Желания быть кем-то другим.

Не быть… такой.

– Да ладно тебе, – сказал Ферал. – Если дойдет до битвы, каковы, по-твоему, наши шансы? Богоубийца истребил Мезартим, а они были гораздо могущественнее нас.

– У него присутствовал элемент неожиданности, – ответила Минья, чуть ли не скалясь. – У него было преимущество вероломства. Теперь оно у нас.

Спэрроу издала тихий всхлип. Их напускное спокойствие начало давать слабину. Нет, Минья намеренно его разрушала. «Да что с тобой не так?» – хотела спросить у нее Сарай, но знала, что не получит от этого удовольствия. Вместо этого она сказала со всей авторитетностью, на которую была способна: