поплелась к лестнице, чтобы вернуться к себе и лечь спать, откуда-то раздалась тихая мелодия, которая моментально схватила за сердце.

Кому, как не Эли, было знать, что за чувства передает музыка. Эмпат и музыкант, она чувствовала, что в этой мелодии таилась боль и тоска. Это была музыка, полная вины, мольба об искуплении, понимании, прощении. Это был плач чьего-то разбитого сердца.

Кто бы ни играл её, ему было очень больно.

Фея прошла на звук до большого просторного кабинета музыки этажом выше. Она бывала здесь периодически. Многие студенты занимались игрой на инструментах, и в Гамме было просто не обойтись без специального места. По пути Элизиан перебрала в голове все варианты.

Неужели кто-то из тех, кто играл на рояле, мог исполнить что-то такое? Совершенно уникальное, ранее Эли не слышала ничего подобного, и всё это казалось бы внезапной эмоциональной импровизацией, если бы не чёткость и идеальное исполнение каждой ноты. Нет, она совершенно точно не знала никого в Гамме, кто мог бы играть так.

Незапертая дверь распахнулась от лёгкого толчка, музыка в момент прекратилась.

Мерих соскочил с места и отошёл от инструмента на пару шагов, будто в пустой комнате могли подумать на кого-то другого.

— Душан? — Элизиан озадаченно, удивлённо рассматривала воина. Они никогда не говорили о музыке, она никогда не видела его среди учеников, кто приходил в класс музыки, никогда не могла и подумать, что ему доступно что-то творческое.

— Как Эвита? — единственным верным решением показалось перевести тему. Иначе, если бы ещё хоть слово сказал о происходящем, точно было бы не остановить.

— В порядке. Она спит. Остальные тоже, наверно, уже разошлись, а я решила тебя поискать, — фея пожала плечами. — Ты рано ушёл.

— Нужно было немного отдохнуть, — Мерих пожал плечами.

— С помощью музыки? Это было потрясающе, — Элизиан не лукавила. Ей не доводилось слышать ничего подобного этой песне.

— Это не то, о чем я хотел бы говорить, — воин хмуро глянул на неё в предупреждение. Но было поздно. Она решительно настроилась сегодня разговорить его.

— Поэтому я никогда и не слышала, как ты играешь… А ведь у тебя, должно быть, талант. Не всем виртуозам удаётся так легко импровизировать.

— Если ты считаешь, что после того, что между нами было, мы теперь будем обсуждать всякие личные вещи, мне придётся тебя расстроить.

Мерих готов был уйти, если она не прекратит. Ночью все чувства обострены, напряжение в воздухе ощущается физически, а желание с кем-то поговорить становится почти неконтролируемым. Нужно сбежать, пока он ещё в себе.

— Пикси тебя подери, Душан, я считаю, что мы можем говорить о личном, потому что мы, блин, друзья! — Эли пресекла его попытку скрыться, встала на пути. — Я же знаю, что тебе плохо. Я могу помочь, только перестань быть таким упрямым идиотом!

— Блять, — закрыв глаза ладонью, Мерих подумал. Всего секунду. Нет, всё-таки он больше не может это контролировать. — Новалис, почему никто не думает, что мне плохо именно из-за того, что вы все пытаетесь меня лечить?! Какой ты неправильный, Мерих. Ты не вписываешься в наши стандарты счастья, Мерих. Давай мы сделаем по-другому, Мерих! Нахрен мне это не нужно! Я просто хочу, чтобы кто-то был рядом без всего этого дерьма! — не выдержав, он даже повысил голос.

Злость так и кипела внутри. Не на Элизиан. Это была абстрактная злость в пустоту, и нужно было как-то её ослабить. Криком, ударом в стену, может, даже зажигалкой… Но он не один.

— И нам ведь было так хорошо в прошлый раз, потому что тебе ничего от меня не было нужно, кроме меня самого. Ты не пыталась помогать, что-то менять, лезть мне в душу, и всё прекрасно работало! Я даже подумал, что из этого могло бы что-то получиться, но теперь ясно, — Мерих безжалостно глянул на фею, ожидая, что та на грани слёз. Но в её глазах блестела только такая же злость, как и у него. — В итоге ты от других ничем не отличаешься.

— Поэтому тебе нравилась Ларимар? Она не лечила тебя? — хмуро спросила Элизиан.

— Да! И не вздумай меня, блять, за это винить, я свое отстрадал за Аметист! Не моя вина, что она конченая сука! — Мерих чувствовал, как от речей про бывшую закололо в сердце.

Снова его этим попрекают, сколько бы ни делал добра. Может, и правда, лучше было сбежать с ней? Раз тут никто не мог понять его лучше.

— Ты поэтому никого к себе не подпускаешь? Аметист тебя предала, и дело теперь не в помощи, а в том, что ты боишься?!

Элизиан вывела разговор в неожиданное русло. Вот уж о чём он никогда, никогда, никогда не готов был рассказывать.

О том, что, стоило ему расслабиться и подпустить кого-то ближе, они предавали и исчезали. Стоило привязаться, как об него вытирали ноги. Это началось с отца, которого он не видел никогда, продолжилось матерью, которая его бросила ребенком. Потом он считал, что научился себя контролировать, но случилась Ами. И именно из-за неё он вновь почувствовал себя брошенным сиротой. С привычкой выживать, пробиваться только своими силами и никого не подпускать на выстрел.

— Хватит с меня, — тихо, моментально сбросив злость, отчего становилось лишь страшнее, проговорил Мерих, прежде чем вновь предпринять попытку уйти.

— Стой! — Элизиан положила руку на его плечо, чтобы остановить.

Мерих шикнул от боли.

В глазах феи сверкнул внезапный магический огонь. Она следила за пламенем глазами Мериха. Видела, как огонёк плясал в темноте, как он осветил испещрённую шрамами кожу, как прижался, чтобы согреть, подарить хоть немного тепла, но лишь обжёг. Она согнулась, схватившись за сердце. Слишком много боли. Боль везде, она наполняет Мериха, как пустой сосуд, и заражает все его действия, управляет его движениями.

— Что с тобой? — Мерих застыл, не понимая, как лучше поступить. Если тронет Эли, не сделает ли он ей ещё больнее и хуже?

— Ты… Ранишь себя? — фея подняла на него полные слёз глаза. С новыми силами читать воспоминания она разберётся позже, сейчас выходило думать лишь об одном. Никто не знает, как ему плохо. Никто не понимает, насколько он одинок, даже окружённый вниманием. Никто не может дать ему того, чего он так хочет — покоя.

— Не надо. Не развивай эту тему, если не хочешь всё испортить… Окончательно.

Мерих угрожающе нахмурился. Больше слёзы сопереживания его не трогали. Есть запретные темы, которые он просто не может обсуждать ни с кем.

— Грёбаные эфирные феи, — Мерих торопливо вышел из кабинета, пока не наделал ещё дел.

Стоило