– Прекрасно, – пробормотал он, продолжая меня целовать, дожидаясь, когда дыхание мое замедлится. Потом скользнул вверх, стиснул ладонями мои щеки, ища мой взгляд.

– Посмотри на меня.

Не отрывая от меня глаз, он просунул между нами руку, дотянулся до трущегося о мое бедро пульсирующего члена, приставил набухшую луковицу головки к мокрому скользкому входу и…

Ничего.

Вместо того чтобы одним толчком войти в меня, он прижался лбом к моему лбу. Коснулся губами щеки, не омрачая мгновение нежности похотью или моим желанием уклониться.

Я была добровольной пленницей.

Он – любящим богом.

А вместе мы были мужчиной и женщиной, занимающимися любовью в лесу, не обращая внимания на треск веток, ход времени или солнце, проглядывающее сквозь оскудевший лесной полог.

Я обвила ногами его талию, сама приглашая его войти.

– Возвращайся к свои обязанностям.

– Ага, объезжать земли, пока моя семья ждет меня дома. – Он медленно погрузился в меня, задавая неторопливый темп, совсем не похожий на его обычный стремительный напор. – Моя смертная жена будет сидеть на троне из мертвых, костяном троне, украшенном резными орнаментами в виде деревьев, и птиц, и трав. Ты этого хочешь?

Я застонала, наслаждаясь теплым давлением.

– Да.

– И там, на твоих коленях, будет сидеть наш сын или дочь, черноволосый, с глазами цвета моря меж Килафских гор. – Он прижался ко мне плотно-плотно, и дрожь, пробежавшая по нашим телам, стала нашей общей дрожью. – И я буду обнимать его, и целовать, и брать на руки. Да?

Я сглотнула, потому что горло мое сжалось, но под грудиной тут же набух теплый комок.

– Да.

– Потом я укачаю наше дитя и уложу его спать между нами на ложе из костей, а моя прекрасная, добрая, упрямая жена будет смотреть на меня с такой страстью, что вечность покажется мне благословением. М-м-м-м, твое сердце, маленькая. – Он прижал руку к ложбинке между моих грудей, и глупое сердце, точно щенок, принялось тыкаться в его ладонь. – Как оно трепещет, какое несет тепло; сколько всего я могу бросить к твоим ногам… сколько всего я могу дать тебе. – Он поцеловал меня в висок и закончил шепотом: – Если только ты полюбишь меня.

Это его условие казалось вполне выполнимым, когда его слова заполняли пустоту у меня внутри, изгоняя печальное одиночество, которое мы с ним разделяли.

– Если только ты будешь обращаться со мной… правильно.

Он чуть отвел бедра – и толкнулся снова, размеренными движениями подводя меня к вершинам наслаждения.

– Разве я не демонстрировал свою доброту с тех пор, как мы поклялись друг другу?

Да, но Енош непредсказуем в своих божественных капризах – и постоянно колеблется между деликатностью и властностью.

– Ты много раз делал мне больно.

– М-м-г-м-м, да, больно. – Он оттянул мой ошейник, обнажая чувствительную кожу над ним, и принялся покусывать ее, пока та не загорелась – воспламеняя меня всю. – И я бы опять сделал тебе больно. Переломал бы тебе кости, сгноил твою плоть, сплавил твою кожу с моей. Я бы сделал все это и многое другое, только чтобы обладать тобой вечно. Вот так сильно, Ада, я желаю тебя.

И мое имя, произнесенное его устами, погубило меня.

Обхватив его рукой за шею, я прижалась губами к его губам, впившись в них так яростно, что они дрогнули – как и земля под нами. Затрещали сучья, из крон выпорхнули, громко хлопая крыльями, птицы, с глухим стуком посыпались на землю сосновые шишки. И с тихим, но отчетливым хрустом зазмеились по спинке костяной лежанки тонкие трещины.

Задыхаясь, я прервала поцелуй:

– Енош…

– Ш-ш-ш-ш. – Губы его вновь завладели моими, пульсирующими от желания, и отстранились лишь на один мучительный миг, пока Енош стаскивал через голову рубаху. – Это всего лишь кости в земле заворочались, стремясь прийти мне на помощь. Прикоснись ко мне, Ада.

Пальцы мои заскользили по его мощным плечам, по твердым мышцам груди, по рельефному животу.

– Скажи, что тебя по крайней мере тянет уступить.

– Больше, чем когда-либо. – Он постепенно ускорял темп, и все внутри меня сжималось в предвкушении развязки, которая встряхнет меня вместе со всем миром. – Годы. Века. Тысячелетия. Однажды ты полюбишь меня. И тогда, в тот день, когда ты станешь всецело моей и ничьей больше, я открою врата и вернусь к своим божественным обязанностям.

При следующем толчке я притянула его к себе, заставляя погрузиться глубже. Мы продолжали целоваться, но мои онемевшие губы ловили уже все, до чего могли дотянуться, и я вжималась в него, с радостью встречая его напор.

И когда у меня перехватило дыхание и все тело напряглось, Енош приподнялся на локтях, округлив спину, сильными бедрами вколачивая меня в мягкий мех, глухо рыча, стиснув зубы, – меж тем как из горла моего рвался пронзительный крик.

Потом мир вокруг нас раскололся, разбился, разлетелся на части, завалил нас стволами рухнувших деревьев. И лишь когда наше прерывистое дыхание немного успокоилось, стало ясно, что лес вокруг стоит как стоял, неподвижный и тихий.

Если не считать стонов.

Взгляд мой метнулся к подлеску, и сердце со всхлипом споткнулось.

– Почему они здесь?

Енош проследил за моим взглядом, который застыл на десятках трупов, смотрящих на нас из-за кустов, стоящих на старых поваленных стволах, поросших мхом. Мужчины, женщины, дети… В волосах их запутались комья земли, трава, прелые листья, лица были грязны, а молочно-белые глаза не отрывались от нас.

Енош озадаченно хмыкнул:

– Они, должно быть, решили, что их хозяин в большой беде.

– Ты не звал их?

Енош посмотрел на меня. Надменность в его взгляде тут же исчезла, и из-под вечной маски проглядывало… смущение?

– Не совсем… но я очень рад их готовности защитить меня.

Защитить его – от чего?

Вопрос этот воспламенил в моей душе жгучую искру. Пока мы занимались любовью, мой муж ненароком принудил мертвых выползти из земли. Моя временная капитуляция сорвала с него маску, и он утратил контроль над собой. Возможно, он тоже попался в ловушку, как и я, – обнажив сердце, которого, по его утверждению, у него больше не было.

Я прижала руку к его груди.

Сердце бешено трепыхалось под кожей, хотя дыхание мужчины уже успокоилось. Оно колотилось, рождая любовь, не заботясь о предосторожностях. Должно ли это пугать меня?

Это пугало его. Я поняла это по тому, как он отстранился, уклоняясь от моего прикосновения, притворившись, что ему нужно просто переменить позу и устроиться поудобнее.

– Возможно, мы сейчас сделали ребенка, – сказала я.

– Нет, Ада. Боюсь, тебе придется набраться побольше терпения, потому что твоя матка еще не готова. –