— К двум буду, вряд ли раньше. Поговорить с людьминадо, то, се. Ешь без меня, там в холодильнике всего навалом.

Ему чертовски нравилось, что теперь она ждет его возвращенияи возится с Кларитином. А он занят делами по самое горло. В сущности, так идолжно быть. А вовсе не наоборот.

Пока они беседовали, проснулся кот. Потянулся, на неверныхсо сна лапах отошел в угол коридора и сделал еще одну лужицу. «Делодрянь, — констатировала Лайма. — Срочно начинаем процесс обученияхорошим манерам». Она взяла паршивца за шкирку, потыкала носом в произведенныеим бесчинства, затем отнесла в туалет и опустила в специализированный кошачийписсуар.

Кларитин огляделся вокруг, то ли понял, то ли не понял, чегоже от него хотят, и отчаянно замяукал. Лайма сбросила кроссовки и куртку,вооружилась тряпкой и восстановила нарушенную красоту в коридоре. Затемтщательно вымыла руки и снова оделась — уже двенадцать, а местность вокругпрактически незнакомая.

Кларитин продолжал орать в туалете, как будто попал в камерупыток. Лайме стало его ужасно жаль.

«Возьму-ка я его с собой, пусть воздухом подышит, может,крепче спать будет». Лайма ухватила орущий серый комок и поместила его запазуху, застегнув куртку снизу на «молнию». Получилось что-то вродесумки-кенгуру. Кларитин завозился там, пытаясь найти подходящее отверстие,чтобы высунуть голову.

Когда они вышли из подъезда, кот совершенно освоился наЛаймином животе и от удовольствия впивался всеми имеющимися когтями в ееновенькую джинсовую рубашку.

Свернув за угол. Лайма попала в неуютный в это время сутокдвор. За спиной у нее послышались торопливые шаги. Она не успела испугаться,когда из соседнего подъезда на улицу вывалилась компания подвыпившей молодежи.Лайма оглянулась, но увидела лишь две мелькнувшие тени и вздохнула соблегчением. Через минуту она вышла к довольно широкой дороге без малейшихпризнаков светофора или хотя бы цивилизованного перехода. Машины, несмотря на позднийчас, сновали в обе стороны весьма активно. На противоположной стороне сиялпризывными огнями супермаркет.

Озираясь в поисках места, где можно было бы без риска дляжизни перескочить проезжую часть, Лайма не заметила двух типов в черныхтренировочных костюмах и черных шапочках, которые, материализовавшись изтемноты двора, быстро направились к ней.

Удар обрушился на Лайму в ту секунду, когда она шагнула нашоссе. В потоке машин наконец наметился просвет, и она решила этимвоспользоваться. Неожиданный рывок стал ее спасением — Лайму стукнули не тодеревянной дубинкой, не то бейсбольной битой, и если бы удар пришелся поголове, она наверняка треснула бы, как яичная скорлупка.

Но бандит не ожидал от нее столь стремительного шага вперед,и оружие задело только плечо. Второй нападавший собирался нанести ейсокрушительный удар справа, но, так как Лайма с громким воплем рухнула наземлю, он промахнулся и с размаху въехал подельнику по бедру. Раздался хруст, итот, выронив орудие труда, закрутился на одном месте, отчаянно матерясь. Потомповалился на тротуар неподалеку от своей жертвы, прокричав находящемуся вступоре подельнику: «Кончай ее!»

Лайма быстро поняла — если она хочет жить, надо вопить вовсе горло. И она завопила. Возле ее головы шуршали шины, но скрипа тормозов небыло слышно. Хоть бы кто-нибудь помог! Нужно во что бы то ни стало остановитьмашину, но как это сделать?!

В этот момент перепуганный Кларитин выполз у Лаймы из-запазухи и решил проблему самостоятельно. Что было сил он рванул вперед и вылетелпрямо на мостовую. Черный человек уже поднял свое грозное оружие у Лаймы надголовой, но тут… раздался благословенный скрип тормозов и нечеловеческий рев,перекрывший нестройные завывания жертвы и ее мучителей:

— Ах, ты ж! Твою же ж мать!

Хлопнула дверца роскошного серебристого лимузина, и намостовой появился персонаж, как будто вышедший из добрых старых анекдотов про«новых русских». Взъерошенный Кларитин — хвост морковкой — стоял возле колеса ижмурился от яркого света фар. Шофер наклонился, схватил его и поднес к самомуносу. Сзади начали гудеть, но быстро перестали — машина больно серьезная.

Лайма и подбитый бандит сразу замолчали, правда, она рот таки не закрыла.

Тут распахнулась дверь справа и оттуда выскочила грудастаяблондинка с криками:

— Какая прелесть, дорогой, дай мне посмотреть! А даваймы его на дачу возьмем!

Дорогой не реагировал на призывные стоны то ли жены, то липодруги, пытаясь сообразить, куда деть кота. Он был слишком маленький, чтобышвырнуть его на обочину и, топнув ногой, крикнуть: «Брысь!»

Уже изготовившийся для последнего и решающего удара бандитпри виде внезапно появившихся колоритных свидетелей так и замер с поднятойвверх дубинкой. Что касается композиции из тел, валявшихся на асфальте, то онабыла похожа на картину «Иван Грозный убивает своего сына», и если бы Лайминаголова покоилась на коленях ее обидчика, то сходство было бы полное.

Блондинка продолжала ныть, требуя кота, но мужик явно несобирался брать его с собой. Он пробормотал:

— Вот, блин, хозяева, за животными совсем неследят, — поднял голову и увидел всех сразу — Лайму и двух людей в черныхбандитских шапочках. Сделал шаг вперед и спросил: — Эй, подруга, ты вообще внорме? Соображать можешь? Твой кот?

Лайма попыталась сказать «да», не смогла, зато неприличногромко икнула.

— Так, понятно, эта готова. Пацан, — обратился онк лежащему рядом человеку в черном, — может, твой кот?

«Пацан», похоже, вообще утратил всякий интерес кпроисходящему и полностью ушел в себя.

— Ну, дела, — завертел головой мужик, —котята на дороге, люди в отключке…

И тут остававшийся до сих пор целым и невредимым второйбандит не к месту решил высказаться:

— Ехал бы ты, дядя! Без тебя разберемся.

Это было самое глупое выступление в его беспутной жизни.

— Чего ты там вякнул, фантомас гребаный? — немедленнооживился «новый русский». — Да ты у меня своей шапкой будешь сопли сасфальта вытирать, понял?

Слова у обладателя лимузина с делами не расходились. СКларитином в руках он быстро шагнул вперед и носком лакированного остроносогоботинка въехал противнику в пах. После чего несколько раз прошелся пораспластанной фигуре, приговаривая:

— Грязищу тут развели!

Блондинка, облокотившись о серебристое крыло, терпеливоожидала окончания представления. По всему чувствовалось, что судьба котаволновала ее гораздо больше, чем неясная участь человека в черном. Тут,наконец, Лайма обрела дар речи и закряхтела:

— Ох-ох, помогите мне встать, ради бога.

Блондинка посмотрела на нее с подозрением, но все-такипротянула крепкую ладошку. Тут, закончив тяжелую мужскую работу, к ним подошелее спутник с котенком в руке. По дороге он задержался возле другой фигуры вчерном, о чем-то задумался, а потом ударил кулаком, как кувалдой, по чернойголове, отчего начавший было подниматься бандит снова рухнул на асфальт.