Лайма отщипнула кусочек котлеты и взяла его на изготовку.Потом сбросила локтем со стола пачку сигарет и обольстительно улыбнулась вялому«завскладом»:

— Извините, вы не поднимете, а то мне не совсем удобно…

Тот промычал что-то утвердительное и полез под стол. Когдаон из-под него вынырнул, дело было сделано. Теперь оставалось только ждать.Лайма откинулась на спинку стула и стала смотреть, как бедолага жует —размеренно, словно корова жвачку. Смотрел он прямо в стол, причем совершеннобессмысленным взором.

В это время у Лаймы в сумочке зазвонил мобильный телефон.Шаталов! Ей так хотелось услышать его голос. И по этому голосу понять — необиделся ли он на нее? Однако ни одного слова она не разобрала — в залеоказалось слишком шумно. Лайма решила выйти на минутку, но, пока бежала квыходу, Шаталов уже отключился. Она принялась набирать его номер — он былзанят. Она подождала — он не перезвонил.

Пришлось возвращаться обратно несолоно хлебавши. По дороге кстолику она не отрывала взгляда от лысой головы соседа. Вдруг ей показалось,что голова стала все больше и больше клониться вниз. Она ускорила шаг и былауже у цели, когда сосед упал лицом прямо в тарелку с недоеденными котлетами, аправая его рука, судорожно сжимая нож, безвольно повисла вдоль худогоскрюченного туловища.

Вместо того чтобы звать врача и милицию, как оназапланировала, Лайма потеряла над собой контроль. Развернулась на каблуках ибросилась наутек. Добежала до машины, рыбкой кинулась на сиденье и дала погазам.

Марш-бросок ее не остался незамеченным — администраторподозвал новенького и сурово спросил:

— В чем дело, Павел? Ваша клиентка только что в слезахвыбежала из зала! Я вас брал с испытательным сроком, и вы обещали…

— Ради бога, Анатолий Сергеевич, я тут при чем? Сначалаона придиралась, что таблички с именем нет, потом салат просила заменить, я изаменил. Может, у нее случилось чего, я видел, она по телефону выходилаговорить. Вернется, наверное.

— Она расплатилась?

— Не знаю, счет я не выписывал… Наверное, на столикеденьги оставила, пойду посмотрю.

Администратор отправился следом, контролировать ситуацию.Постоянные клиенты — это, конечно, почетные гости, но убегать, нерасплатившись, даже им не рекомендуется.

На столике денег не оказалось, только распечатанная пачкасигарет и зажигалка.

Зато там лежал, лицом в тарелке, второй клиент официантаПаши.

— Ладно, появится еще, вроде бы приличнаяженщина, — процедил администратор. — А что с этим? — указал онцарственной рукой на оранжевую рубаху. — Напился или умер?

Окончательно растерявший свое хамство Павел растеряннопожимал плечами:

— Не знаю, спиртного они не заказывали…

— Кто — они?

— Ну, он. Суп ел, котлеты…Может быть, сердце, приступ?

Администратор взялся за оранжевое плечо и легонько потрясмужчину, отчего тот чуть не соскользнул на пол. Паша решил пощупать ему пульс,и пульс обнаружился. Воодушевившись, официант сбегал на кухню, где одолжил удевчонок маленькое зеркальце. Затем, взяв клиента за остатки волос, приподнялему голову и поднес зеркальце к перемазанному лицу. Зеркальце затуманилось, иобрадованный Паша бросил голову обратно в тарелку. Клиент тут же встрепенулся ирезко выпрямился на стуле. С его щек стекал кетчуп. Увидев, что стал центромповышенного внимания, мужчина извиняющимся тоном забормотал:

— Трое суток, понимаете, спать не давали. Вагонплацкартный, женщина ехала, у нее близнецы, тройня, грудные… Пока одногопокормит, двое орут. Трое суток…

Тут мужчина покачнулся и снова чуть было не упал. Но Лайма,к сожалению, этого уже не видела и не слышала.

Когда Дубняк думал о группе"У", его прошибал холодный пот, а думал о ней Борис Борисович впоследнее время очень часто. Опытнейший спецслужбист, беспощадный ихладнокровный, мастер планирования секретных операций и зубр всякого родазакулисных махинаций, он, наверное, впервые в жизни ощущал детскуюбеспомощность, граничащую с отчаянием.

Своими собственными руками создать монстра о трех головах!Называется — разовая акция! «Пижон, — проклинал свою самонадеянностьДубняк. — Вот тебе и дилетанты». Как мог такой ас, как он, забыть простуюистину, что ничего взрывоопаснее дилетантов в его профессии быть не может.Ужасным было и то, что они никак не могли угомониться и вдобавок пыталисьсвязаться с ним, чтобы доложить о своих безумных похождениях. После памятногорепортажа из аэропорта он, открывая утром газету или включая вечером телевизор,внутренне сжимался, ожидая увидеть до отвращения знакомые физиономии на снимкахили в кадре.

Он не смог избавиться от них сразу, потом не нашел ничеголучше, как трусливо скрываться, развязав тем самым руки этим фанатикам. Кактеперь загнать в бутылку вырвавшегося на свободу джинна, он пока непредставлял. Ситуация тем временем становилась все более опасной. Теперь, еслився эта история каким-то образом всплывет и станет достоянием гласности, подугрозой окажется не только его карьера, но, возможно, и сама жизнь… Все, чтосоздавалось столько лет и такими трудами, могло рухнуть в одночасье. Ужаснеевсего было то, что в случае провала группы (а их обязательно где-нибудь да повяжут,Дубняк не сомневался) все трое дружно укажут пальцами в его сторону: вот он,руководитель, мы только исполнители. И будут правы.

Чем дольше размышлял Дубняк над проблемой, тем отчетливейпонимал, что если стихию нельзя победить, то ее нужно хотя бы локализовать. Дляначала, пусть это и достаточно рискованно, надо восстановить с группой"У" связь. Казалось бы, чего проще — включить телефон! Но внезапнообострившаяся интуиция запротестовала, и он оттягивал и оттягивал исполнениесвоего же решения. Но в конце концов усилием воли он заставил себя совершитьпоступок. После чего стал ждать.

Ждать пришлось недолго. На следующее утро, когда Дубнякработал в своем кабинете, телефон издал первую пронзительную трель. Выронив отнеожиданности листы оперативных сводок, которые разлетелись по столу, он полезв карман пиджака, но сразу не смог ухватить ставшую скользкой как змея трубку.Телефон все не умолкал, продолжая звонить и вибрировать одновременно, и Дубнякупоказалось, что это его бьет нервная дрожь.

Наконец удалось установить связь, и Дубняк обреченновыдавил:

— Да.

Услышав на другом конце знакомый голос, Лайма едва незарыдала от счастья. Она терзала телефон уже много дней подряд, в разное времясуток и почти потеряла надежду связаться с исчезнувшим шефом. И даже сталавсерьез опасаться, что он погиб на каком-нибудь спецзадании или просто умер —работа-то тяжелая! Что делать в таком случае, она решительно не представляла,ведь босс был их единственным связующим звеном с таинственным миром спецслужб.Ни телефонов, ни адресов, ни паролей, ни явок — один только Дубняк.