Уже собираюсь закрыть последний чемодан, когда до меня доходит, что в нем только мужская одежда. И тут мне в глаза бросается куртка. Любимая папина джинсовая куртка. Помню заплатку на локте, которую мама пришила, когда он зацепился за забор из колючей проволоки. Вот его кроссовки, вот рабочие галстуки, теплое пальто… В кармане пальто что-то есть. Паспорт и бумажник. В бумажнике 65 фунтов вышедшими из употребления банкнотами, кредитки с истекшим сроком действия и водительские права. Как же так? Почему он все это оставил? Почему бросил даже клюшки для гольфа? Нельзя уйти, ничего с собой не взяв.

Получается, он и не уходил…

Два года назад

Меня прошибает холодный пот. Опираюсь ладонями в пол, чтобы не упасть, и делаю глубокий вдох, но перед глазами все плывет в черно-красном мареве. Я сжимаю кулаки и стараюсь не потерять сознание.

Собравшись с силами, встаю и, все еще дрожа и цепляясь за перила, взбираюсь по ступенькам. Кухонные часы показывают 3:39 утра, скоро начнет светать. Подсвечивая себе фонариком на телефоне, отпираю заднюю дверь и выхожу во двор. На улице тихо; слабый свет луны освещает дорожку, ведущую к цветочной клумбе в конце сада.

Раковины улиток хрустят под ногами, когда я иду к своему святилищу — месту, где в течение двух десятилетий оплакивала погибшую дочь, которой, как оказалось, и не было. Узнав об этом несколько дней назад, я решила, что клумба пуста. Теперь молюсь, чтобы это так и было.

Беру из сарая лопату и начинаю копать. Меня трясет от волнения, однако я методично кидаю землю, смешанную с остатками цветов и корнями. Каждый раз, когда металл бьется обо что-то твердое, я замираю, приглядываюсь и выдыхаю, лишь убедившись, что это не кость.

По лицу течет пот, непривычные к тяжелой физической работе руки горят, но я не останавливаюсь. А потом лопата вдруг во что-то утыкается. Свечу фонариком в яму, поднимаю коричневое волокно и растираю его между пальцами. Набивка пухового одеяла. Оно сгнило, и полуразложившиеся почерневшие перья напоминают крылья падшего ангела.

Чтобы сдержать крик, я зажимаю рот грязной рукой, оставляя на губах слой песка. Выбора у меня нет: я должна увидеть, что внутри. Надеюсь и молю Бога: там не то, о чем я думаю, — не то, чего мать меня лишила. Я приседаю, разрываю ленту, скрепляющую остатки одеяла, и разворачиваю его. Свет выхватывает что-то знакомое. Протягиваю руку и смахиваю грязь — папины ключи от дома и брелок с моей школьной фотографией, который я подарила ему на День отца. Я беру их и опускаю в карман.

Потом разбрасываю землю и камни руками, пока из бледных очертаний не складывается грудная клетка взрослого человека.

Я стою над телом своего пропавшего отца.

Когда я захожу к ней, она лежит на кровати, повернувшись к телевизору, но, похоже, его не смотрит, а думает о чем-то своем.

Мне нетрудно прочесть ее мысли, ведь мои в последнее время заняты тем же самым. За образом кровного врага стал вновь проглядывать образ матери, теперь уже старенькой и уязвимой. И мне от этого не по себе.

Она вздрагивает, когда я говорю «привет», и хмурится.

— Я не ждала тебя. Мы ужинали вчера вечером.

— Знаю. У меня тут кое-что есть…

Поднимаю пакет из супермаркета, который держу в руке. Мэгги смотрит на него с недоумением, не понимая, какой реакции я от нее жду.

— Подвинься, — командую, и она приподнимается на кровати.

Вываливаю на одеяло гору свертков и коробочек. Мэгги надевает недавно отремонтированные очки для чтения и начинает перебирать их, читая этикетки.

— Облазила весь интернет в поисках альтернативных методов лечения рака груди, — объясняю я. — Оказывается, существует много разных средств: ромашка, омега-3, пробиотики, зверобой, имбирь… Их рекомендуют на куче сайтов — значит, что-то в этом есть.

— Мне еще не поставили диагноз.

Я не обращаю внимания на ее слова.

— Исследование, проведенное университетом Колорадо, показало, что могут помочь эхинацея, чеснок, куркума и льняное семя, поэтому я собираюсь чаще использовать их в приготовлении еды. И еще я купила тебе термос, чтобы ты пила зеленый чай. В нем много антиоксидантов.

Мэгги не разделяет моего энтузиазма, я вижу это по ее глазам.

— Нина… — начинает она нерешительно.

Я знаю, что сейчас услышу. За годы работы в больнице ей промыли мозги, заставив поверить, что работают только таблетки и прочая медицинская химия. Она представления не имеет, как далеко вперед шагнула натуропатия. Я должна убедить ее смотреть на мир шире.

— Сейчас ты скажешь, что не веришь в подобные вещи. Но тебе ведь ничего не стоит попробовать?

— Боюсь…

— Я скопировала несколько рецептов из книги, которую нашла на работе. Она называется «Рецепты от рака». Там сотни разных средств. В обеденный перерыв я зашла в интернет-магазин и заказала кучу свежих органических продуктов. Их привезут завтра вечером. Еще пишут, что очень полезен витамин D, так что на выходных, если будет солнечно, можно ненадолго выйти в сад за домом.

Услышав последнее предложение, Мэгги в удивлении приподняла бровь. Я тут же поняла, что сболтнула лишнего. Увлеклась. Такая прогулка была бы более чем опрометчивым шагом, особенно с вездесущей Элси по соседству. Хотя, может, стоит попробовать провести Мэгги в конец сада, где ее никто не заметит…

— Я смотрела статистику по уплотнениям в груди, — добавляю. — В восьмидесяти процентах они не являются злокачественными. Скорее всего, у тебя просто киста или жировик.

— Нина, — повторяет Мэгги, на этот раз более напористо, как обычно делает, когда я не слушаю. — Ты знаешь историю нашей семьи. И знаешь, что предрасположенность к раку груди может передаваться по наследству. Это называется «наследуемое генетическое изменение». Я сейчас примерно в том же возрасте, когда умерли мои мама и бабушка, поэтому вероятность, что опухоль злокачественная, намного выше, чем у большинства женщин. Да, на ранних стадиях рак еще можно вылечить, но не с помощью здорового питания и витаминов. В любом случае, прежде чем делать что-то, нужен профессиональный диагноз.

— Люди тысячи лет лечились натуропатией, — возражаю я. — Коренные американцы использовали в медицинских целях грибы, травы и лишайники.

Мэгги протягивает ко мне руку, однако я отстраняюсь. Меня бесит, что она держится за свои предубеждения и даже не хочет попробовать мой способ.

Наверное, поняв, как меня расстраивает ее упорство, Мэгги снова переводит взгляд на покупки.

— Спасибо, — говорит она. — Я ценю твою заботу.

На мгновение мне хочется обнять ее и поплакать вместе, но я одергиваю себя. Между нами пропасть. Поэтому молча встаю и складываю свертки и коробки обратно в пакет.