В. Е. Семичастного. По его воспоминаниям, во время их уличной беседы, продолжавшейся два часа в сопровождении сотрудников «наружки», П. М. Елистратов поведал о том, что во время прений по докладу Л. И. Брежнева на Пленуме ЦК он намерен взять слово и выступить с «критикой генсека». Однако той же ночью в его гостиничный номер «спустились его друзья по работе в Азербайджане» Г. А. Алиев и С. К. Цвигун, которые заказали дружеский ужин, закончившийся для П. М. Елистратова не только больничной койкой в ЦКБ, но и отставкой с поста первого секретаря и неизбранием в новый состав ЦК. Кстати, ровно об том же в своих воспоминаниях писал и А. Н. Шелепин, который, как он уверяет, во время личной встречи «уклонился от обсуждения» тезисов его выступления на Пленуме ЦК[342].

Сам XXIV съезд КПСС, состоявшийся в Москве в помпезном Кремлевском дворце 30 марта — 9 апреля 1971 года, прошел по традиционному сценарию. На съезде прозвучали всего три доклада — Л. И. Брежнева, А. Н. Косыгина и главы ЦРК Г. Ф. Сизова, — в обсуждении которых приняли участие почти 60 делегатов съезда, не считая внушительного числа именитых зарубежных гостей, в основном лидеров «братских» компартий. Единственной изюминкой этого съезда стало принятие так называемой «Программы мира», о которой более подробно мы поговорим в отдельной главе, целиком посвященной важнейшим этапам и ключевым событиям внешней политики брежневской эпохи.

Как всегда, в последний день работы съезда прошли выборы в новый состав Центрального комитета и Центральной ревизионной комиссии (ЦРК) КПСС, по итогам которых членами ЦК стали 241 человек, кандидатами в члены ЦК 155 человек, а членами ЦРК 81 человек[343]. А во второй половине дня, также по устоявшейся традиции, прошел и организационный Пленум обновленного состава ЦК, на котором были избраны его руководящие органы — Политбюро и Секретариат ЦК. Число полноправных членов Политбюро увеличилось с 11 до 15, то есть к членам прежнего Политбюро, избранного в еще 1966 году, — Л. И. Брежневу, Г. И. Воронову, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгину, Ф. Д. Кулакову, К. Т. Мазурову, А. Я. Пельше, Н. В. Подгорному, Д. С. Полянскому, М. А. Суслову, П. Е. Шелесту и А. Н. Шелепину — добавились четыре новых. Причем трое из них — В. В. Гришин, Д. А. Кунаев и В. В. Щербицкий — были просто повышены в своем статусе и переведены из кандидатов в члены Политбюро, а Ф. Д. Кулаков, минуя «кандидатский предбанник», сразу стал членом высшего партийного ареопага. Что касается кандидатов в члены Политбюро, то, с одной стороны, их число естественно сократилось, а с другой стороны, осталось неизменным в персональном плане, так как Ю. В. Андропов, П. Н. Демичев, П. М. Машеров, В. П. Мжаванадзе, Ш. Р. Рашидов и Д. Ф. Устинов были утверждены Пленумом ЦК в своем прежнем статусе. Что касается Секретариата ЦК, то его состав остался неизменным со времен последнего обновления, которое состоялось в начале апреля 1968 года: Генеральный секретарь Л. И. Брежнев, П. Н. Демичев, И. В. Капитонов, К. Ф. Катушев, А. П. Кириленко, Ф. Д. Кулаков, Б. Н. Пономарев, М. С. Соломенцев, М. А. Суслов и Д. Ф. Устинов. Таким же неизменным осталось и распределение обязанностей между секретарями ЦК: М. А. Суслов, будучи по факту вторым секретарем ЦК, и П. Н. Демичев курировали всю идеологию, А. П. Кириленко и М. С. Соломенцев отвечали за всю тяжелую промышленность и транспорт, Д. Ф. Устинов по-прежнему курировал весь ВПК, Ф. Д. Кулаков руководил аграрным комплексом, И. В. Капитонов отвечал за кадровую работу, а Б. Н. Пономарев и К. Ф. Катушев, возглавляя два Международных отдела ЦК, курировали отношения со всем рабочим и коммунистическим движением, в том числе с правящими коммунистическими партиями соцстран.

Анализ персонального состава этих ключевых органов власти позволяет как минимум сделать три вывода. Во-первых, внутри Политбюро ЦК пока еще сохранялись «конкурирующие» группировки — Л. И. Брежнева, А. Н. Косыгина и Н. В. Подгорного — и до нового «культа» очередного генсека было еще далеко. Вместе с тем вхождение в состав Политбюро ЦК новых полноправных членов серьезно укрепило позиции генсека, ослабив позиции всех его конкурентов. Во-вторых, реальную опору власти генсека составлял Секретариат ЦК, где, по свидетельству К. Т. Мазурова, он в предварительном порядке согласовывал с М. А. Сусловым, А. П. Кириленко, Ф. Д. Кулаковым, Д. Ф. Устиновым и другими секретарями ЦК все вопросы, выносившиеся на заседания Политбюро ЦК[344].

В-третьих, всем было очевидно, что избрание В. В. Щербицкого полноправным членом Политбюро рано или поздно поставит жирный крест на политической карьере П. Е. Шелеста, который в своих дневниковых записках не раз именовал своего визави «сухарем», «чурбаном» и «иезуитом»[345].

Серьезно укрепив свои позиции в Политбюро, Л. И. Брежнев практически сразу начал атаку на самых непримиримых оппонентов, давно вызывавших у него жгучую изжогу. Первой жертвой этой атаки стал не в меру строптивый глава российского правительства Геннадий Иванович Воронов, который, по воспоминаниям многих современников и коллег, отличался довольно крутым нравом и задиристым характером[346]. Судя по всему, отношения между ним и генсеком не заладились с самого начала, поскольку Г. И. Воронов не считал Л. И. Брежнева достойным лидером страны и часто конфликтовал с ним, даже по всяким пустякам. В частности, он открыто выступал против ликвидации МООП РСФСР и назначения Н. А. Щелокова на пост главы МООП СССР, жестко спорил по вопросам строительства Камского автозавода в Набережных Челнах, возведения Чебоксарской ГЭС на Средней Волге и другим крупным и принципиальным вопросам[347]. Сам генсек, а особенно его ближайший круг, в частности А. М. Александров-Агентов и Г. Э. Цуканов, платили российскому премьеру той же монетой и почти всегда, получая от него пространные замечания ко всем документам, исходящим из аппарата генсека, презрительно называли его «писатель». Немаловажным было и то, что к тому времени Г. И. Воронов успел испортить отношения и с целым рядом руководителей союзного правительства, в частности с Д. С. Полянским, который вслед за Л. И. Брежневым в крайне резкой форме высказался против его предложений об организации «коллективного подряда» и «безнарядных звеньев» на селе. Наконец, у Г. И. Воронова так и не сложились отношения со многими первыми секретарями областных и краевых партийных комитетов, которым, с одной стороны, претили его «ученость» и «занудство», а с другой стороны, его жесткий, а порою крайне резкий стиль руководства и постоянные окрики на подчиненных[348]. Вместе с тем до поры до времени Л. И. Брежнев все же нуждался в поддержке Г. И. Воронова, который, в отличие от Н. В. Подгорного и П. Е. Шелеста, разделял его позицию по проблемам «разрядки» в отношениях с США[349].

Первым, но вполне зримым «звонком» для Г. И. Воронова стало то, что в день своего 60-летия, 31 августа 1970 года, он, в отличие от всех своих коллег по Политбюро, так и не был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Хотя по специальному положению, принятому еще при Н. С. Хрущеве, все члены высшего партийно-государственного руководства по достижении указанного возраста автоматически получали именно эту высокую награду. Однако Г. И. Воронов, проглотив эту довольно обидную оплеуху, продолжал открыто фрондерствовать и в середине июня 1971 года на одном из заседаний Политбюро поставил вопрос о том, чтобы кандидатуры первых секретарей российских обкомов и крайкомов партии, а также глав исполкомов областных и краевых советов должны проходить согласование в Совете Министров РСФСР,