– Нет уж, давай хоть в общих чертах, – безжалостносказал Данил.

– Ну, она привела еще какую-то… Вытащили всякиенаручники, вибраторы и хотели, чтобы я все это попробовала, а они еще вдобавокбудут фотографировать… – она и вовсе повернулась спиной. – Словом,когда я отказалась, стукнули пару раз по почкам и натуральным образомизнасиловали, Рамона сильная баба, а та, вторая, вообще культуристка какая-то…

– Фотографировали?

– Нет. Фотоаппарат так и остался лежать… Рамона мнепотом звонила пару раз, извинялась, звала мириться. Я не пошла.

– Все?

– Все, честное слово. – Она повернулась к нему,попыталась улыбнуться. – Вот такие сексуальные эксперименты на стороне…

– А самое главное – так компромат и подбирают, –сказал Данил. – Классическим образом.

– Но ведь, кроме этих фотографий, других не было…Прошло три месяца – и ничего… – она взглянула чуточку смелее. –Послушай, а что тебя больше всего мучает, – то, что меня моглискомпрометировать, то, что я тебе изменила, или то, что изменила с бабами?

Данил молча взял ножницы, аккуратно вырезал из однойфотографии голову Рамоны и спрятал вырезку в бумажник. Ушел в комнату, взялрацию.

– Седьмой. Дежурный пост.

– Отыщи Японца, пусть немедленно приедет ко мне нахату. Роджер.

– Ты меня выгоняешь? – спросила вошедшая следомОльга.

– Не было у мужика хлопот, связался мужик с девочкой надвадцать лет младше… – сказал Данил. – Да не выгоняю я тебя. Черт егознает, может, в самом деле век такой дурацкий, а критерии плывут, как дерьмо пореке…

– Кто тебе дал фотки? Светка?

– Мент мне их дал, – сказал Данил устало. –Мент, мусор, легаш, тихарь – нужное подчеркнуть… Светку, радость моя, вчеракто-то придушил, так что ты посиди и хорошенько подумай, что тебе говорить икак говорить, если, паче чаяния, потащат вдруг на спрос…

Она отшатнулась:

– Задушили?

– Ага, – сказал Данил. – Говоришь, там былаэтакая культуристка? Опишешь потом внешность поподробнее…

Но в эту версию он не особенно верил – как не верил впытавшийся протаранить их «ЗИЛ». И все еще стоял в раздумье посреди комнаты,когда в дверь позвонили.

Посмотрев в глазок, Данил сразу же открыл дверь.Демонстративно обозрел лестничную площадку, даже перегнулся через перила,глянул вниз. Пожал плечами:

– А где эти милые мальчики с автоматами? Я как-тонезаметно уже привык видеть вас непременно в окружении верной лейб-гвардии…

Не было мальчиков. Даже рыжей кожанки на Клебанове на сейраз не обнаружилось, как и деталей милицейской формы – Мальчиш-Кибальчишнапялил обыкновенный джинсовый костюм с клетчатой рубашечкой, отчего казалсяеще моложе. Но наплечную кобуру, как подметил Данил, старлей нацепил.

Данил хотел сказать еще что-то язвительное, но внимательнееприсмотрелся к надоедливому гостю, хмыкнул и спросил в лоб:

– Когда его выпускают? Не делайте большие глаза, такойвариант мог бы предвидеть и салажонок, нет у меня стукачей в вашем окружении,право… Ну?

– В девять, – сказал Клебанов глухо. – Никакне раньше, ребята мне обещали…

– Из какого СИЗО?

– Из второго.

– Понятно, – Данил спокойно направился вквартиру. – Тогда заходите. Времени масса. Успеем кофе попить…

Он провел Клебанова в кухню, пояснив на ходу:

– Это я без задних мыслей, просто в комнате девушкаодевается… – и мимоходом плотно затворил дверь в комнату.

На сей раз Клебанов, не отнекиваясь, принял у него чашкукофе. Данил покуривал, внимательно разглядывая принципиального мента.

Похоже, принципами его гостю пришлось немного-такипоступиться. Облик старшего лейтенанта был труден для описания и являл собоюпикантную смесь уязвленной гордости и подчинения неизбежному – точь-в-точьсамолюбивая гимназисточка, которой пришлось выйти на панель, чтобы заработатьна краюху хлеба для старой маменьки и заплатить за квартирувыжиге-домовладельцу.

Кое-какие его мысли Клебанов, должно быть, просек близким ктелепатии путем – потому что набычился еще больше.

– Давайте сразу внесем ясность, – сказалДанил. – Я не люблю, когда того, кто в данный момент оказался слабее,толчет более сильный – или попросту в о з о м н и в ш и й себя более сильным наданный отрезок времени. В вас я этого поганого качества не заметил. И у меняего, смею заверить, вроде бы нет. Посему не делайте столь трагического лица. Выне разорившаяся юная графиня, вынужденная спать с разбогатевшим конюхом, а я неконюх. Никто никого не ломает, никто не продается… никто, кстати, и непокупает. Просто жизнь так повернулась, что в данный момент небольшая помощьтребуется именно вам. У меня тут нет магнитофонов и потайных видеокамер. Ивербовать вас я не собираюсь. Не из благородства души – просто некогда мнезаниматься такими глупостями. Но, коли уж пришли, и на канате вас никто сюда нетянул, кое-что вам рассказать придется. Я не покушаюсь на ваши милицейскиетайны, но все, что у вас есть на Есаула, вы мне выложите – еще и для того,чтобы я мог его качественно прижать.

– А если я пришел не из-за него?

– Из-за него, бросьте, – сказал Данилдоброжелательно. – Вы его упускаете, а вот мы способны опять пригласить вгости и поговорить резко. Я не демонстрирую превосходства и не хвалюсь –староват для таких забав, перебесился. Повторяю, такова жизнь… Кто изшантарских хитрожопых адвокатов заявился к вашему начальству поутру –Тимошевский, Зарубин, Бацаев?

– Зарубин.

– Ага, – сказал Данил. – Мы-то с вами –взрослые мальчики и прекрасно знаем: там, где гуляет Зарубин, ищи милягу Беса…А поскольку мальчики мы не только взрослые, но и в меру циничные, продвинемсядальше и признаем: даже Зарубин, хоть и оборотист, все ж не Перри Мэйсон, аград наш – не Чикаго. Отсюда следует, что потребовалась как минимум однаотзывчивая душа, декорированная погонами с большим количеством звезд… кто жеэтот «астроном», Пожидаев или Скаличев?

Клебанов зло молчал. «Вообще-то корпоративная солидарность ичесть мундира – вещи въедливые, – подумал Данил. – Я бы тоже неоткровенничал, будь мое начальство сколь угодно ссученным…»

– Ладно, это лирика, – сказал он. – В такиедебри мы забредать не будем.

– Я хочу сразу поставить дело ясно: мы работаем вместеот и до. В четко очерченных рамках. Один-единственный раз.

– Ну разумеется, разумеется, – согласился Данил.

«Мы работаем, – хмыкнул он про себя. – Это яработаю, а ты пришел отдаться. Будь на моем месте кто-то гнилой, или имей я натвой счет четкие указания, вербанули бы тебя, мальчик, как проституткуГеоргина, не отходя от кассы. Хотя нет, такие мальчики способны на резкие финты– либо сам застрелится, либо тебя сначала изрешетит…»