Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данил внимательно изучил снимок, выпятил нижнюю губу:
– Вроде видел где-то…
– А в квартире Глаголевой вы с ним не встречались?
– Ни разу. На лестнице вчера вроде и разминулись… Но неуверен, он ли.
– Присмотритесь получше.
– Уже присмотрелся. – Данил отодвинул фотографию исказал, не глядя на собеседника: – Как ее убили? И когда? Только не надовчерашних подначек, ладно? Я, повторяю, не пацан…
– Судя по всему… Когда она открыла дверь, ее ударили,втолкнули в квартиру. И задушили чем-то узким, скорее твердым, чем мягким –возможно, куском тонкого провода в резиновой изоляции.
– Ну, мне-то не было нужды вырубать ее сразу, напороге, меня бы она впустила…
– Уверены? А вдруг не впустила бы?
– Впустила бы непременно. – Он пытался представитьСветку мертвой и не мог. Тем более – задушенной куском тонкого провода…
– Так и запишем… Какие у вас отношения с гражданкойРатомцевой Ольгой Валерьевной?
– Самые близкие, – сказал Данил.
– А ее вы способны ревновать?
Данил явственно увидел под ногами тоненький стальной волосок– натяжку от мины.
– Пожалуй, да, – сказал он. И решил, что порапереходить в атаку. – Ваши ребятки из «Кинг-Конга» что, отлучалисьпописать? Оба сразу? Если они бдительно несли службу, должны бы знать, что я вквартиру не возвращался…
Клебанов не спросил, откуда Данилу вдруг ведомо онаблюдательном пункте в «Кинг-Конге» – то ли мгновенно просчитал все сам (они,конечно, доложили о «рэкетирах», а дальше догадаться нетрудно), то ли его вданный момент это не интересовало. Второе гораздо хуже – без веской причиныпринципиальный старлей не стал бы д в а ж д ы упускать верную возможностьпомучить ехидными вопросиками…
Клебанов достал из стола пухлый конверт, а из конверта –пачку глянцевых цветных снимков, с первого взгляда ясно, отщелканных«Полароидом», «Кэноном» либо иной аналогичной машинкой, мгновенно проявлявшейфотографии.
– Вы можете опознать лиц, заснятых на этих фотографиях?
Лева заинтересованно придвинулся, засопел над ухом.
Данил перебирал фотографии лениво, непонимающе – и вдругзамер с довольно пикантной картинкой в руке, лицо залила жаркая волна, кончикиушей, такое ощущение, прямо-таки завернулись в трубочку.
Кое-какие снимки были довольно безобидными – чутьподдавшие девочки дурачатся, щелкая друг друга в рискованных позах с намеком налесбос. Но дальше лесбос пошел самый недвусмысленный, прилежно запечатлены всефазы процесса, дураку ясно, что любовь пошла всерьез. Полузакрытые глаза,переплетенные нагие тела, лица в откровенном оргазме. Поздно было отпихиватьЛеву.
– Итак? Опознаете кого-нибудь?
В глазах Клебанова не было ни издевки, ни даже насмешки –только усталость и напряженное внимание.
– Да, – сказал Данил, чувствуя, что сутулитсясамым позорным образом. – Светлана Глаголева и Ольга Ратомцева. Третьяженщина мне неизвестна.
Клебанов черканул еще пару строчек, придвинул ему протокол:
– Подпишите, пожалуйста.
Данил подписал. Вопросительно поднял глаза.
– Я вас больше не задерживаю. Если вы мне ещепонадобитесь, мы созвонимся.
Данил рванулся к двери. Стыд навалился столь огромный, чтоего как бы и не ощущалось вовсе…
– Данил Петрович!
Он не оглянулся, не остановился.
– Данил Петрович! Вы забыли…
Данил резко развернулся к столу. Клебанов протягивал емуконверт – другой, обычный почтовый:
– Это ведь вы на столе забыли?
Данил хотел рявкнуть, что не оставлял на столе ничегошеньки,но сообразил вдруг остатками подавленного стыдом и яростью профессиональногочутья, протянул руку, неловко сказал:
– Спасибо…
И вывалился в коридор, увлекая за собой Леву.
Сонный сержант проверил их пропуска, и они вышли на свежийвоздух из неуютно-безличного предбанника управления по борьбе с организованнойпреступностью. Было тихо. У крыльца стояли только их машины.
Данил рванул дверцу Левиного «Мерседеса», плюхнулся насиденье. Лева уселся за руль, протянул ему сигареты:
– Нюанс…
У Данила вновь вертелась на слуху ленивая Светкина фразочка:«Олечка у тебя, конечно, золотце…» Такого стыда он в жизни не испытывал.
– Ну, не переживай, – сказал Лева. – Было быхуже, окажись там Оленек с негром или ты со мной. Бабам нужно иногдаоттянуться, ну их… Я, понятно, могила. Да чего ты накуксился, я двух своихзаконных вытаскивал из-под стебарей, и ничего. Лучшим лекарством от баб могутбыть только бабы… У тебя вовсе похоронное настроение или ты способен работать?
– Способен, – сказал Данил севшим, ватным голосом.
– Ну и зачем ты меня вытаскивал? Сверхурочные, самособой, вещь приятная, но меня даже больше устроил бы и изящный поединок снахальным мусором. Но не было ни поединка, ни особого с его стороны нахальства.По-моему, вы с ним довольно мило ворковали… что с твоей стороны весьма дажестранно. Почему ты с ним держался столь благостно? Не послал вопреки своемуобыкновению? Я еще не забыл, как мы с тобой два часа виртуозно отлаивались вобластной ментовке… Никакого сравнения.
– Господи, – сказал Данил. – Да ты ж ещеничего не знаешь? Ты когда в последний раз был в офисе?
– В пятницу днем.
Значит, Кузьмич не считал положение столь уж опасным – покав драку бросил одного Данила в качестве первого эшелона, а интеркрайтовскихстряпчих придержал на потом. Что ж, хозяин – барин…
– Потом расскажу, – сказал Данил. – Пока чтоя тебе этого мальчишечку просто-напросто п о к а з а л. В самое ближайшеевремя, чует моя душа, перехлестнутся наши дорожки…
– Ты мне скажи как другу – Светку ты задавил?
– Нет.
– Тогда какие пересечения? Даже если у тебя нет четкогоалиби, на что, весьма похоже, и смахивает, аргументов у них нет, кроме этихфоток. Я бы из такой передряги вытащил и Ваньку-слесаря, не то что тебя…Обратил внимание, он не стал скрупулезно гонять тебя по минутам и секундам. Амог бы. Вот только зачем он тебе отдал половину фоток?
«Потому что за истекшие сутки произошло нечто, заставившееМальчиша-Кибальчиша малость поумнеть, поумерить гордыню и честолюбие, –мысленно произнес про себя Данил. – Парень все-таки оказался неплохимпрофессионалом, наступил на горло собственной песне и недвусмысленно тянет рукуна дружбу. Крепенькой, должно быть, оказалась возникшая перед старлеем стена…кто же это, Пожидаев или Скаличев?»