Ничего. Ни искры света не вспыхнуло, чтобы разогнать окружающий нас мрак.

Я услышал, как рядом зашуршало платье Эбигейл. Она устроилась поудобнее и негромко произнесла:

– Думаю, нам стоит просто подождать…

– Но чего? Ты знаешь, где мы?

– Не уверена, но идеи есть.

Повисла тишина. Я едва не проклял эту ее привычку говорить загадками и недомолвками. Не то чтобы Эбигейл не хотела поделиться догадками. Хотела! Она любила, когда ее слушают. Но еще больше она любила, когда ее просят рассказать.

– Я весь внимание.

– Мы на Призрачной Тропе! – Платье снова зашуршало. – Уверена, будь здесь посветлее, мы бы увидели, что вокруг нас та самая комната, где умер брат мисс Брайт.

Про Призрачную Тропу я слышал впервые. Впрочем, ничего удивительного – я столь многого не знал! И в этом крылась смертельная опасность. По позвоночнику пробежал холодок, когда я вспомнил, куда завело меня мое незнание в прошлый раз. Прямо в замок одного из эльфов…

– А почему нам стоит подождать? И чего именно?

– Момента смерти, – будничным тоном ответила Эбигейл. Юбка зашелестела и теперь голос раздавался сверху. – Недолго осталось.

Словно в ответ на ее слова темноту прорезал тонкий луч лунного света. С каждой секундой он становился все шире, и вскоре стало возможным различить обстановку.

Я встал с пола и огляделся: как и говорила Эбигейл, мы находились в той самой комнате, где умер юный мистер Брайт. Он лежал на диване, грудь его мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию.

– Как это возможно? Он же мертв! – Я обернулся к Эбигейл.

Она пожала плечами, ее внимательный взгляд был прикован к юноше. Минуты три мы молча наблюдали за ним. За это время лунный свет стал ярче: полная луна повисла за окном, заливая серебряным сиянием диван. Оно скользило, поднимаясь от ног спящего человека все выше. Когда лунные лучи коснулись его лица, сон стал беспокойным. Мистер Брайт дернул головой, ресницы задрожали, дыхание сбилось. Мне казалось, что он пытается проснуться и не может: кто-то держал его во сне. Молодой человек заметался на диване, засучил ногами, вскинул руки к горлу и обмяк.

– Умер, – констатировала Эбигейл. – Что-то не похоже на болезнь, не находишь? – продолжила она тоном «я же говорила!».

Я молча кивнул, подошел к телу и присмотрелся к шее. Лунный свет стремительно мерк, но я знал, что искать, – ту самую нить, которую уже видел ранее.

Она нашлась и здесь: стоило только сосредоточиться, как она проступила из ниоткуда и потянулась прочь из комнаты, на этот раз не обрываясь за порогом.

– Пошли! – Я протянул руку Эбигейл, и та без слов переплела пальцы с моими, а я сжал в ладони призрачную нить.

На этот раз не было ни холода, ни ветра в лицо. Комната растаяла, вокруг нас снова воцарилась темнота, лишь тонкая линия светилась в ней, уходя прочь. Шли мы не дольше получаса: Эбигейл даже не успела соскучиться, как перед нами возник дверной проем. За ним виднелась комната, освещенная все тем же бледно-серебряным светом. Едва мы ступили внутрь, как дверь за нами закрылась, отрезав путь назад. Нить медленно растаяла.

Эбигейл огляделась.

– Похоже на спальню в богатом особняке, но до чего же безвкусно! – сморщила она носик.

Я промолчал: помещение лишь имитировало спальню, но за сном сюда явно не приходили. Мы оказались в борделе. И судя по убранству: огромному ложу, полированному паркету, на котором играли лунные блики, вазе с цветами на столике, тяжелым портьерам, безделушкам из бронзы, – в этот захаживали господа, к которым обращались не иначе как «сэр».

На кровати, едва прикрытый простыней, лежал молодой мужчина. Нагой и живой. Пока. Лунные лучи уже крались по его телу, поднимаясь все выше. Как и в случае с братом мисс Брайт, едва они коснулись лица, спокойный сон жертвы сменился смертельным кошмаром. Светящаяся нить тоже была на месте – охватывала шею и уводила дальше, прочь из этой комнаты и этого дома…

– По-моему, – прокомментировала Эбигейл, беря меня за руку, – этой двери там раньше не было.

– Не было, – вздохнул я, – но какое это имеет значение?

Она легонько пожала плечами, и мы покинули очередное место смерти, чтобы снова брести сквозь тьму.

– Крис. – Эбигейл слегка сжала пальцы, чтобы привлечь мое внимание: окружающее нас ничто сжирало все звуки, оставляя только полушепот-полуэхо. – Как думаешь, долго нам еще идти?

– Не знаю, – отозвался я.

Дорога в этот раз оказалась куда длиннее. У меня уже ныли ноги и, кажется, на пятке наливалась мозоль. Эбигейл в ее изящных туфельках приходилось тяжелее.

– Ненавижу такие переходы! – Эмоции в ее голосе не смогла смазать даже странная магия этого места. – Хотелось бы мне, чтобы Дороги стали такими, какими были раньше! Ровные, ухоженные, ведущие туда, куда должно, и без утомительного блуждания во мраке, грязи, среди пыльных развалин! С тех пор как Источник Истинного Волшебства оказался отрезан от мира, Дороги так изменились! Запущенные, разрушенные, опасные! – Она передернула плечами.

Я слушал, затаив дыхание. Эбигейл говорила не о Третьей Дороге, Тропе меж папоротников, ведущей в Холмы, а о легендарных Старых Дорогах. В книгах они упоминались как самый удобный способ перемещения между мирами эльфов, людей и фэйри. К тому же быстрый. Особенно если путешественник владел Зеркалом. Артефакт напрямую связывал две точки в пространстве: один шаг – и родовое поместье меняется на зал во дворце какого-нибудь эльфийского правителя! Когда-то такое Зеркало можно было найти в доме любого из Лордов, несмотря на то что делались они с помощью крови заказчика. Когда между людьми и эльфами разгорелся конфликт, Зеркала стали уничтожать, но и осколки можно было использовать. Как именно, я не знал. Книги молчали. Наказанием за сокрытие Зеркала, целого или разбитого, была смерть – Королевские Каратели, предтечи Тайной Службы Ее Величества, следили за этим так же строго, как за выполнением Билля о Талантах.

О Королевских Карателях я читал, когда учился на первом курсе Нолиджа. Тогда я не задумался о том, почему в старом томе одни страницы выглядят новее и чище других, меня поглотила история: о том, как Каратели хранили Короля от козней его племянника, мечтавшего захватить власть над Королевством и основать собственную династию. Эльфы в том конфликте встали на сторону мятежника, и миру между народами пришел конец.

– О чем задумался?

– О прошлом и старинных артефактах.

– Зеркалах? – понимающе усмехнулась Эбигейл. – Жаль было разбивать одно из них в замке того эльфа…

Я вздрогнул. Когда она упомянула его, мне показалось, что по спине мазнул чей-то жадный ищущий взгляд, по рукам и спине побежали мурашки. Эльф… Стоило мне подумать о нем, как в душе моей зарождался страх. Бывали дни, особенно после ночей, полных кошмаров, когда я не мог не думать о нем. Я снова и снова читал свои записи, прокручивал в голове картины прошлого: то, как я попал в его замок, то, что он говорил мне, и все последующие события – письма Эбигейл, смерть моей семьи от болезни, похожей на проклятие «эльфийских стрел», нашу поездку в Линкост и погибшую шелки, слова Эбигейл о том, что, будь Источник свободен, и родных, и фей, и сошедшего с Тропы Доуса можно было бы спасти. Я хотел бы помочь, но…

– Почему ты никогда не зовешь эльфа по имени? – Этот вопрос не занимал меня так, как размышления об Источнике, но я решил, что это хороший предлог поговорить о наших с Эбигейл планах.

– М-м… – Она склонила голову к плечу, продолжая быстро шагать вперед. – Я не знаю его имени. Может, Д’ахас А’Халл, может, нет… Но это не имя – прозвище. Мы не называем свои имена – они дают безграничную власть их знающему. Знай я имя Эльфа, я могла бы просто приказать ему умереть, вместо того чтобы мучиться с зельем.

– А мог этот Дохас… – Эбигейл пренебрежительно фыркнула, и я исправился: – Эльф! Выбраться из заточения?

– Тайная Служба считает, что не мог.

– А освободив Источник, мы не освободим эльфов? – наконец спросил я.

Фэйри оглянулась, нахмурилась. Казалось, на ее лице промелькнуло сомнение, но я не был уверен в том, что правильно понял ее чувства.

– Думаю, нет, – наконец ответила она. – Я не хочу, чтобы эльфы обрели свободу. Они правили жестокой рукой, и без них волшебному народу будет лучше.

Будет лучше? Ее слова меня обнадежили, но что-то – червячок сомнения, интуиция или нечто большее – не давало мне покоя. Я думал над этим, а вокруг расползалось, куда