Другое дело студент, с которым она появилась на торжестве. Варя ему обрадовалась, крепко обняла со счастливой улыбкой. Кажется, его зовут Пантин. Или это фамилия? Не знаю. Да и не столь важно.

Его персона куда более интересная. Высокий, красивый, уверенный и от него улавливаются волны силы. Рядом с ним хочется обмахнуться и остудиться изнутри холодной водой. Чрезвычайно хорош.

Весь вид Мороза кричал, что он счастлив, только в эмоциях он довольно сдержан. Возможно, наедине со своей теперь уже женой он проявляет больше чувств и демонстрирует ей всего себя. Холодный, но это не умаляет его притягательности. Шарма, того, что улавливаешь даже на расстоянии и без слов.

Варвара… волновалась. Было видно, как она нервничает, сжимает несчастный букет, краснеет, бледнеет, а когда официальная часть закончилась, заметно расслабилась.

— Все, можно набить желудок, я оголодала, — Элла ловко перехватила поднос с бутербродами с икрой.

Он, мягко говоря, удивился. Начал что-то объяснять, я ни слова не поняла. Долго спорить с Эллой не стал — ушел.

— Что ты ему сказала?

Никогда не думала, что буду так рада бутербродам с икрой.

— Что нам на двоих этого хватит и если он испортит праздник моему начальнику, ему сделают чик-чик бубенчики, — Элла запихивала в рот бутерброды один за другим. — Надо побыстрее с ними разделаться, пока Санта не отправил меня в какую-нибудь коморку следить за старшекурсниками. Видите ли не нужны им эксцессы в виде беременных студенток через девять месяцев. А я разве нянькой нанималась?

М-да… Элла оказалась права. Подноса нам действительно хватило, в подругу как раз влезло все. Не считая одного бутерброда, который съела я.

— Все, я побежала, — дожевывая, сказала она и оставила меня наедине с пустым подносом.

На меня косились как на ненормальную.

— Да это не я съела, — простонала вслух, высматривая официантов.

Надо вручить им эту "тарелку позора".

— Оправдание — символ вины, — философски подметил Санта, забирая у меня поднос.

— Вас можно поздравить? Пристроили брата, скоро племянников нянчить будете.

— Племянников? — он задумчиво посмотрел на брата. — Это будет нечто грандиозное. Возможно даже пострашнее нас троих, учитывая Варину способность вляпать в проблемы… Знаешь, не знай я вас двоих, решил бы что вы сестры. Однояйцевые.

— Ха-ха, оборжаться, — не удержалась я.

— Общение с оленями плохо на тебя повлияло, — совершенно серьезно заявил ректор.

Развела руками, ничуть не чувствуя стыда. Зря он на оленей наговаривает. Классные же ребята.

Санта сунул поднос проходящему мимо официанту и протянул мне руку:

— Потанцуем?

Не хочу танцевать. Особенно с Сантой.

— Прежде чем ты ответишь, вспомни, если фея обидится…

— Отшлепает, я помню. Только не кажется ли вам, фея Санта, что шлепать взрослого человека, это…

— Что? Сексуально? Да, ты совершенно права, — меня заключили в кольцо рук.

— Вообще-то я хотела сказать непедагогично и плохо скажется на моей самооценке.

Сквозь тонкое кружево ладони ректора ощущались слишком хорошо, как и горячее дыхание над ухом.

— Поверь, самооценка не пострадает. Скажу больше: тебе понравится и ты сама попросишь повторить.

От этих слов внутри словно затянулся тугой узел. Тело будто желало проверить, испытать, поставить под сомнение и убедится в верности заключения Санты.

Я головой не ударялась, а не похоже. Меня точно долго били об стену, по-другому объяснить свою реакцию не могу.

Подыграть? Поддержать флирт или как еще назвать его поведение? Или лучше сменить вектор, пока не поздно?

Вопросы заметались в голове, сталкиваясь друг с другом как теннисные мячики.

— Ваша сестра всегда такая… недовольная? — все же решила не испытывать ни судьбу, ни Санту.

Метель, сложив руки на груди, с поджатыми губами прожигала взглядом того самого Пантина. Он танцевал с симпатичной милой девушкой, они смеялись и, кажется, наслаждались моментом.

Ректор бросил на сестру озадаченный взгляд и засмеялся.

— Почти, но это — особый случай.

— Какой же? — уцепилась за спасительную нить новой темы для разговора.

— Я редко ошибаюсь… Нет, забудь. Я никогда не ошибаюсь, и с уверенностью могу сказать, Метель влюбилась. Вторую свадьбу ждать бесполезно, она не признается в своих чувствах даже под страхом заморозки на тысячу лет.

— Что плохого в чувствах, когда они взаимны?

В глазах Санты отразилась мутировавшая форма удивления. Как если бы ждал футбольный матч, а вместо этого на поле вышли гольфисты.

— Банально прозвучит, да только проблема не в чувствах. Страх быть непонятой, отдаться полностью и не получить в ответ и десятой доли, — Санта говорил тихо, отчего голос стал еще более бархатным. — Метель романтичная, сентиментальная, чувственная натура. С ней незнакома даже она сама. Потому что спрятала себя настоящую очень глубоко. Если Пантину удастся растопить ее сердце… я стану его феей-крестной.

— Я обязана его предупредить, — смех вырвался на свободу, не смотря на то, что слова профессора задели струны души.

Он любит ее. Столь проникновенно можно говорить лишь о том, кто по-настоящему дорог.

— Уилсон, тебе не понравилась фея в моем исполнении?

— Ответ повлияет на ваш настрой меня унизительно отшлепать?

— Прямым образом, — заверил Санта.

— В таком случае, фея из вас получилась незабываемая.

Медленная музыка перетекла в ритмичную. Видимо, ректор и в самом деле решил отпраздновать на полную. Он не отпустил, а продолжил танцевать, унося меня с собой в вихрь безумия.

Я даже смогла отстраниться от всех неприятностей, выбросить из головы и позволила себе действительно повеселиться. Время летело незаметно. Лица постоянно мелькали перед глазами, музыка утихала, когда кто-то начинал поздравлять молодых. Санта не утруждал себя переводом, он только комментировал: "Скукота", "Очередное пожелание "долго и счастливо", "Невесте посочувствовали. Беспредел, она почти украла мою речь!", "О нет, кто-нибудь заберите у него микрофон!", — последнее Санта произнес громко, четко, чтобы все слышали. И кто забирал микрофон у седоволосого мужчины? Элла!

Борьба была не на микрофон, а на смерть. Старичок кричал на трех языках, ворчал, отбивался тростью, пока Санта не потерял терпение и не сковал буяна ледяными путами.

— Не люблю, когда мои подчиненные страдают не из-за меня, — пояснил ректор и сжал мое плечо. — Уилсон, что опять за мина скорби?

— А? А… не знаю, — я и не заметила, как настроение снова пропало. — Они счастливые, все радуются. Я тоже мечтала о такой свадьбе, а теперь… — потерла черные линии на ладони, будто могу их стереть.