подозрительно заблестели. – Как ты можешь так говорить? Меня изнасиловали, придурок!

      Чувствуя, что больше не может терпеть зарождающуюся обиду и собственную беспомощность, Ана сорвалась с места и понеслась прочь из актового зала, игнорируя попытки Мартина остановить ее и извиниться. Ведущий концерта, директор школы мистер Свон, уже объявил выступление Данетт и Эдриана, а за входной дверью скрылась сначала Анабель, а чуть позже Ник, решивший последовать за девушкой.

      Ана мчалась по пустынной дороге и слезы текли по ее лицу непроизвольным дождем. Она сама не знала куда бежит, но сидеть в зале больше было невозможно. Девушка просто неслась куда глаза глядят, не обращая внимания на редких прохожих. Щемящее чувство где-то внутри не давало прийти в себя, собрать всю волю в кулак и с гордо поднятой головой вновь фальшиво улыбнуться. Анабель была поражена словами Николаса, а еще больше его выводами о ней. Хотя она понимала, что Ник обижен, все равно не могла поверить, что он так жесток. Разве он не мог более тактично решить сложившуюся ситуацию? Да разве человек, который что-то чувствует к собеседнику, способен оскорбить его, когда провинившийся искренне просит прощения? Анабель не могла понять Мартина. Не могла понять та, которая всеми силами боролась за перемирие.

      Девушка заметила, что за ней идет Ник, поэтому, ускорив шаг, понеслась дальше по аллее парка. На место смятения и грусти на Ану вдруг нашла озадаченность. Замерев на месте она убедилась, что пахнет гарью, а, подняв голову и увидев клубы черного дыма, вымывающиеся в беззвездное небо, побежала быстрее, не находя места от беспокойства. Анабель поняла, что случилось, и от этой мысли сердце забилось, как сумасшедшее, что аритмия удивилась бы такой скорости. Снова ужасное происшествие! Преступление за преступлением, напасть за напастью! Сколько можно мучить без того напуганных до смерти граждан?

      Домчав до фермы Мартинов, подозрение Анабель подтвердились. Именно она горела синим пламенем, окутывая столбами дыма окрестность. Ана, шокированная этим зрелищем, стояла на тропинке, усыпанной щебнем, и видела лишь огонь. Он был, будто везде сразу, поглощал не только каждую постройку, но и ее саму. Это чувство было сильнее нее. Казалось, что говорит весь мир, но не только это заставляло вставать волосы дыбом. Из горящих сараев вырывались человеческие молящие вопли людей. Самое ужасное было то, что никто не мог им помочь, ибо огонь обуял все за пару минут. Крики оглушали, такие неистовые и душераздирающие, что хотелось кричать вместе с ними. Их боль передавалась ветром, который раздувал огонь сильнее и сильнее, лаяньем псов, которые выли, будто от горя, померкшим безжизненным небом и бледным лицом Анабель, ее дрожащими губами и потемневшими от страха глазами. Эти стоны и вопли еще долго будут отзываться в ее подсознании и оглушать в самых жутких кошмарах.

– Они горят… люди, – дрогнувшим голосом, сказала Ана, когда Николас подошел к ней.

– Прости меня. Прости, и я прощу тебя. Неизвестно, что будет с нами завтра. Нельзя тратить время на ссоры. Сегодня горят они, а кто дает гарантию, что следующие жертвы Форгса не мы? – сказал Ник, смотря на пламя. Он взял Анабель за руку, словно боялся, что она может исчезнуть. – Я больше никогда тебя не обижу. Ты нужна мне, Ана. Ты…хочешь быть моей девушкой?

– Да. Я перепутала тебя с Реем.

– Что?

– На крыше. Я перепутала тебя с Реем. Прости.

      Девушка наконец-то почувствовала желанное прикосновение. Она хотела сказать ему о своих чувствах на прямую, чтобы он был абсолютно уверен в ней, но затуманенный разум не откликался на зов, погружая их в транс огненной музыки, тресков, стонов и грохота. Ана даже не заметила, когда по ее лицу потекли слезы. Она стала свидетелем еще одного безжалостного убийства. Свидетелем, который не мог ничего сделать. НИЧЕГО.

      Уже стали съезжаться и сбегаться люди. Кто-то паниковал, кто-то плакал, кто-то трезвонил наперебой пожарным. Ана и Николас стояли в тени, держась за руки, и лишь гадали: что будет дальше? Какой урон еще переживает Форгс? И самое главное, как же, в конце концов, предотвратить гибель невинных людей? Если это в их силах, они должны что-то сделать. Каждый раз преступления становятся более жестокими.

Когда пальцы Эдриана коснулись клавиш, Данетт забыла о волнение и окунулась в музыку с головой. Они пели песню Billie Eilish и Khalid под названием «Lovely». Сердца слушателей замирали от вдруг нахлынувших эмоций. Каждый вспоминал наболевшее, родное, трепетное, самое главное в жизни. Рей и Нетт исполняли композицию, иногда поглядывая друг на друга, а ферма бушевала в огне, который беспощадно уничтожал жизни. Жизни невинных людей. Как иногда сложно принимать непоправимые подарки судьбы, и как же важно иметь человека, который может уберечь тебя от них.

– Woah, yeah, yeah, ah woah, woah. Hello, welcome home, – допели Данетт и Эдриан в унисон. Рей доиграл последние ноты.

      Зал взорвался аплодисментами. Столько овации и восторженных воплей ребята не слышали никогда. Они подошли краю сцены, чтобы поклониться, но не удержались и обнялись. Неожиданно, Данетт перестала слышать зрителей, ведь ее тело сосредоточилась на новом ощущении. Рука Рея лежала на ее голой спине. Он имел наглость трогать ее раньше, но тогда Нетт злилась, а стоя на сцене в обнимку, ни о какой злобе и речи не было. Только приятное тепло вперемежку с мурашками окутало ее. Нетт не считала это объятия показателем их сближения, но в тоже время не могла понять, почему это прикосновение так нравится ей.

      Но долго радоваться не пришлось. В актовый зал вбежал усатый мужчина почтительных лет, от которого пахло копотью, а лицо было перепачкано золой, и, взволнованно жестикулируя руками, воскликнул, ловя на себе вопросительные взгляды:

– Скорее! Мэр Тэмми, ферма Мартинов горит. Вот-вот пеплом осыплется! Живого места нет! А в амбарах люди-то! Люди!

      Нетти и Рей, заметив отсутствие Аны и Ника еще в начале выступления, не на шутку переполошились, собственно, как и все остальные гости и выступающие на мероприятии. Мэр, услышав о трагедии, выбежала из актового зала с такими испуганными глазами, что описать невозможно. Поднялся гомон. Люди звонили своим родственникам, чтобы убедиться в их безопасности. Все суетились, подскакивали с мест. Любительницы потрепать языками загалдели пуще прежнего, строя фантастические легенды о поджоге.

– Тут не обошлось без моего отца, – провозгласил Эдриан. – Он хотел отомстить Мартинам. Не думаю, что позволил это сделать кому-то другому. На ферме такая противопожарная система, что для поджога такого уровня нужно очень