Спины их, как и лица, были очень красивы.

У них была, если верить газетам, какая-то потрясающаяистория любви. То ли он спас ее от злодея, то ли она вырвала его из лапбабы-яги, нечто очень романтическое. Они были прекрасны совершеннопо-голливудски, и история их была совершенно голливудской, и поэтому Маша в неене слишком верила.

Кроме того, она никогда не понимала мужчин, которые женятсяна красотках, и очень огорчалась, потому что думала, что не понимает от зависти.

Оттого, что сама ну абсолютно не тянет на красотку! Ейказалось, что они все одинаковы — найдите пять отличий! Сама она, как правило,могла найти только два — цвет и длину волос. Все остальное было удручающеодинаковым, и она точно знала, что если завтра на другом приеме увидит женуАндрея Поклонного в другом наряде, то ни за что не вспомнит, кто это. А вотКатерину Кольцову узнает сразу же в многотысячной толпе.

И как это объяснить?…

— …он дал мне всего несколько дней срока, — услышала она инасторожила уши и притормозила возле парочки, — у меня времени совсем нет, атут ты еще!…

— Если бы ты не был таким болваном, милый, — пропела ЛидаПоклонная и нежно провела мизинцем по губам супруга, — все бы обошлось.

Маша видела их в профиль, и даже в профиль было заметно, чтонежный муж смотрит на женщину своей жизни с ненавистью, от которой у него дажезубы свело. Он и говорил с трудом.

Маша совсем остановилась, зашла за штору и уставилась вокно, чрезвычайно внимательно высматривая там что-то важное, как капитан судна,заметивший на горизонте черный пиратский флаг.

— Если бы ты не была такой сукой, — в тон ей ответил АндрейПоклонный, — все обошлось бы и без кровопролития. Но тебе же нужна кровь,кровь! Ты же, шлюха дешевая, без этого жить не можешь!

— Истерик.

— Сука.

— Вы подслушиваете? — вдруг громко спросил чей-тоязвительный голос, и прямо перед ее носом возник продюсер Матвей Рессель состаканом в руке. Он стоял на лужайке перед распахнутым французским окном исмотрел на нее не слишком приветливо.

Нет, не так.

Он стоял на лужайке перед распахнутым французским окном исмотрел злобно и подозрительно.

Супруги Поклонные оглянулись, и у красотки, как у тигрицы,зрачки стали поперек.

— Кто это? — спросил Андрей Поклонный брезгливо.

— Горничная какого-то писаки. Зачем он ее сюда притащил, умунепостижимо!…

— Я секретарь Аркадия Воздвиженского, — неизвестно зачемсказала совершенно пунцовая Маша Вепренцева. От невыносимого жара, которымгорело все лицо, на глаза еще и слезы навернулись. Маша знала, что стоит ейтолько моргнуть, и они покатятся по щекам, поэтому она все время смотрела вразные стороны, только чтобы не моргать.

— А по-моему, вы журналистка и вынюхиваете сенсации, —твердо сказал Рессель. — Вот что, голубушка, никаких вам тут сенсаций не будет.Ясненько?

— Я не журналистка!

— А этот крендель с Первого канала, который к вам как кродной бросился? Он тоже не журналист и на Первом канале не работает, да?

Маша Вепренцева даже не сразу поняла, о ком речь.

— Да нет, вряд ли журналистка, — задумчиво произнес АндрейПоклонный, — не похожа.

— Она все вынюхивает, — выговорила Лида Поклонная сотвращением, — она все вынюхивает и везде шныряет. Дрянь!

Тут, видно, в игру включились какие-то силы, о которых Машаничего не знала и еще даже не успела догадаться.

Андрей лениво поставил свой бокал на столик и сказалкаким-то ненатуральным, измененным, театральным голосом:

— А мне она нравится. Очень милая девушка. Девушка, адевушка, как вас зовут? Федя?

Матвей Рессель прямо с газона, переступив низкий подоконник,шагнул в комнату, задел штору, которая сухо затрещала, и с досадой выдернулткань из-под ботинка.

— Значит, так, — начал он угрожающе, — никакая она не милаядевушка, и мы с ней никаких дел иметь не можем. — Это, по всей видимости,относилось к Андрею. — Вы сейчас же исчезаете из нашего поля зрения и больше кнам не приближаетесь. Ясненько? — А это относилось к Маше.

Маша кивнула. Объясняться с ними было совершенно бесполезно.Они не стали бы ее слушать, а если бы и выслушали, все равно не поверили бы.

— Если я хоть в одном издании прочту про сегодняшнюювечеринку, дорогая, я сам приеду и порежу тебя на продольные полоски, — на ухоей интимно сказал Рессель. — Нет, лучше на поперечные. На поперечные полоски.

И тут Маша, которую внезапно все это стало забавлять, тожеочень интимно спросила у него, даже с некоторым придыханием спросила:

— Почему?

Он не понял.

— Что почему?

— Почему лучше на поперечные?

Что такое, в конце концов! Она здесь по приглашению, вонВесник похохатывает, и Веселовский стреляет по сторонам глазами, как пить датьее ищет, и Родионов злится — все нормально, жизнь прекрасна, и наплевать ей назвезд и их продюсеров!

— На поперечные лучше потому, что больше выйдет, — хмуросказал Рессель, — и давайте, давайте отсюда!…

И Маша пошла, а они — все трое — провожали ее глазами, и онавдруг вернулась.

Из— за них и их штучек она забыла, зачем отправилась искатьэтого самого Ресселя!

— Между прочим, я вас искала, — сказала она ему почти чтовесело. Слезы куда-то исчезли, должно быть, жар со щек их высушил. — Вы мнесовершенно заморочили голову.

— Мы не даем интервью, — сразу заявил Рессель, а ЛидаПоклонная прошептала очень громко:

— Идиотка.

— Отлично, — согласилась Маша. — Мне не надо интервью. Яхотела у вас узнать, кто вон та дама с косой. Почему-то нам ее не представили.

Лида захохотала оскорбительным русалочьим смехом, но Маша необратила на нее внимания.

Рессель вытаращил глаза. Маша не отрываясь смотрела на него,неизвестно почему чувствуя свою победу, полную победу, хотя ничего такого непроисходило: Лида по-прежнему смеялась оскорбительным смехом, а Андрей былсовершенно безучастен, как человек, которому безумно надоело все.

— Которая с косой? — переспросил Рессель и оглянулся.

— Это она про Наденьку, — подсказала Лида, — господи, надоже быть такой идиоткой!…

— Перестань, — резко прервал ее Рессель, и странно было, чтотак резко. — Если вы про ту даму…