Ну да. Мы же в Альпах. Лавины и обвалы.

В коридоре на первом этаже тоже никого не было, она ринуласьв сторону «бальной залы» и попала в объятия того самого джентльмена в пиджачнойпаре, которого сегодня видела уже несколько раз и так и не знала, как егозовут.

Попавши в объятия, она пронзительно завизжала.

Джентльмен отступил и покачнулся, но рук не разжал. Маша,всхлипывая, набрала в легкие воздуху, чтобы завизжать еще пронзительнее, но тутдвустворчатая дверь отворилась и в проеме показалась женщина сказочной красоты,и она что-то сказала, Маша поняла это, потому что губы у нее шевелились, нослов она не могла разобрать. Потом там, внутри ее головы, будто что-торасступилось, и вдруг она стала слышать.

— Что такое?!

— Отпустите меня!

— Да я вас не держу!!

— Матвей, она ненормальная!

— Отпустите вы меня!

— Лида, закрой дверь!

— Что?!

— Дверь закрой, кому говорю!

Женщина шагнула в коридор и прикрыла за своей спиной высокиедвустворчатые двери.

Маша вдруг ее узнала. Это Лида Поклонная. Жена красавцаАндрея Поклонного и сама тоже красавица.

— Это чья-то секретарша, — выговорила красавица брезгливо. —Она весь день мутит воду и ведет себя безобразно. Славочка говорила. Отпустиее, Матвей, что ты ее держишь!

— Она упадет.

— Она не упадет.

— Я не упаду.

Маша сделала шаг назад и вытерла о брюки влажную ладонь.

Джентльмен исподлобья смотрел на нее. Лида Поклонная тожесмотрела со странным выражением.

— Извините меня, пожалуйста.

— Бог простит. — Это Лида сказала.

— Что-то случилось? — Это джентльмен спросил. — Вам плохо?

— Мне плохо, — быстро сказала Маша. — Очень плохо.

— Говорю же, она ненормальная.

— Я нормальная.

Лида пожала плечами, совершенно равнодушно.

Почему-то она не уходила, медлила возле высоких дверей,словно ждала чего-то.

— Как вас зовут? — участливо спросил джентльмен.

— М-м… Маша, — промычала она сквозь зубы. — Вепренцева МарияПетровна… м-м… я секретарь Дмитрия Родионова. Аркадия Воздвиженского.

— Их обоих?

— Кого… обоих? — не поняла Маша.

— Этих — и Родионова, и Воздвиженского?

— Это… один и тот же человек.

— Меня зовут Матвей Рессель, — представился джентльмен. — Япродюсер.

Маша кивнула. Ей наплевать, кто он, продюсер Рессель иликомпозитор Керосинов. Ей нужно срочно добраться до Родионова-Воздвиженского. Вдоме произошло что-то ужасное.

— Но вы… здоровы? — помедлив, спросил продюсер.

— Да, да, но мне нужно бежать. Меня ждет шеф.

Матвей посторонился, а Лида и не подумала, и Маше пришлосьпротискиваться мимо нее и открывать дверь таким образом, чтобы не стукнутькрасавицу по заду, а та лишь усмехалась все с той же брезгливостью.

В зале было пустовато, только официанты накрывали невестьоткуда взявшийся стол — или он всегда тут был, просто Маша не обращалавнимания? Воздвиженский был на террасе. Рядом с ним похохатывал Весник, и ещебыли Стас Головко, сын будущего украинского президента, и юная барышня.

— Маш, ты принесла книжки?

— Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Андреевич.

— Книжку дай, мне подписать ее нужно.

— Для меня, — с гордостью объявил Стас. «Меня» он сказал как«мене». — Да, познакомьтесь! Это Олеся, моя дивчина. А это…

— Мария Вепренцева. Я секретарь Аркадия Воздвиженского.

— То есть мой, — вставил Родионов. — Маш, дай книжечкуподписать, а?

По его тону было понятно: он уже всерьез сердит, что Машадоставляет ему неудобства, а он ненавидел неудобства, даже самые мелкие! Крометого, его раздражали мероприятия, на которых как будто ничего не происходит —то есть никто не берет у него интервью, не снимает на камеру, не задаетвопросов, а все идет словно само по себе и независимо от него. За несколько летон привык находиться в центре внимания, а здесь он был явно не в центре, агде-то сбоку. Полдня все слонялись просто так — это называлось «общаться», тянуликоктейли, тянули вялые разговоры, тянули тупое ожидание.

Как люди в зоопарке, прилипшие к решетке вокруг грязногобассейна с грязной зеленой водой. Куда они смотрят? Чего ждут? Ждут моржа,писал кто-то великий. Они стоят вокруг решетки и ждут моржа.

И Родионов полдня «ждет моржа» — Тимофея Кольцова, с которымего заставляют знакомиться. И неизвестно, что там остальные гости, а такжехозяева, может, Казимир Цуганг-Степченко с утра успел сгонять на охоту и добытьтам парочку вальдшнепов или куропаток к ужину или же заклал тучного тельца,только он, Дмитрий Родионов, с утра работал. И вчера работал. И наканунеотъезда работал и почти не спал, потому что подрался с любовницей и она дажеобещала его убить.

Зарезать или что там?…

При мысли об убийстве в голове сразу включился некиймаховик, который стал раскручиваться, набирая обороты.

Стас Головко показывал Маше и Веснику какие-то фотографии,по очереди извлекая их из бумажника. Весник смотрел с веселым интересом, а Машас интересом страдальческим, будто ей больно, а рассматривание фотографийотдаляет прием успокоительного.

— …а вот это мы с отцом и с вашим премьером, он в прошломгоду приезжал! Ну, это я дома, не знаю, как она сюда попала! — На «домашней»фотографии Стаc Головко с ногами сидел на кожаном белоснежном диване. Рубаха унего была чуть распахнута, открывая загорелую эллинскую грудь, а на низкомстеклянном столике стояла извивающаяся, словно при последнем издыхании, ваза слилиями, а в хрустальной пепельнице в виде дамской туфельки дымилась длиннаясигарета и, кажется, даже ананас лежал.

Маша проводила фотографию глазами. Интересно, как именнодолжен себя чувствовать в этой жизни мужчина, который полузнакомым людям наприеме показывает свои фотографии в алькове?! Каким он должен быть?! Что у негона уме?!

— А это, — продолжал Стас, — мы на фестивале в Ялте. Тутправоруч Фомэнко, во-он, видите? Он тоже тогда на открытии был. Бачите?

Маша с Весником некоторое время «бачили», а Родионов, тот ивовсе не стал «бачить».

Он сосредоточенно думал. Маховик, закрутившийся из-замелькнувшего в голове слова «убийство», разгонялся и разгонялся.