Значит, так. Она убивает его. За что? Не из ревности и неиз-за денег, а потому что он все время «переигрывает» ее, одерживает победу запобедой. Она убивает его, потому что он успешный человек, а она никто и никогданикем не будет. Как она его убьет? Яд? Неинтересно, слишком по-женски, да инепонятно, где его взять, так чтобы было правдоподобно. Пистолет? Пистолетхорошо, но тогда она должна уметь стрелять и иметь в этом определенный опыт.Нож? Заманчиво, но очень много крови, и потом опыт тоже необходим, даже больше,чем с пистолетом.

— Дмитрий Андреевич!

…а если задушить во сне подушкой? Не годится, здоровый мужикпроснется и не даст себя душить. А если его сначала подпоить и еще какую-нибудьерунду присочинить, вроде клофелина или…

— Дмитрий Андреевич!!

…всем надоел этот клофелин уже сто лет как. Она столкнет егос лестницы. Точно. Пусть она даже не планирует убийство, просто из мести, а онсломает себе шею.

— Дмитрий Андреич, ты чего, в кому впал, гений наш?Отзовись, ау!!!

Голос Весника словно выдернул его на поверхность. Он былрыбой, плавал себе в теплой воде, шевелил плавниками и думал свои рыбьи думы, аВесник — подлец! — зацепил его острым крючком за губу и дернул вверх, и неттеперь пути назад, в безопасный и теплый пруд, пахнущий ряской, и теперь путьтолько вперед, в ад, на сковороду, сродни той, на которой черти в адуподжаривают грешников!

Вот сколько всего придумалось за одну минуту. Вот что значитпоследние несколько лет только и делать что сочинять истории!

Секретарша Маша за руку волокла его в сторону двустворчатойдвери и даже не остановилась, когда на террасе появился ее сын — волосы мокрые,торчат в разные стороны, и босиком, — только на ходу скомандовала ему:

— Стой здесь, никуда не уходи и жди меня!

— Маша, ты что, с ума сошла?!

Она отволокла Родионова за дверь, закрыла ее за собой,прижалась к ней спиной — черт бы побрал все на свете сериалы, где встревоженныегероини прижимаются спиной к дверям!

— Дмитрий Андреевич, здесь кого-то убили.

Он посмотрел жалостливо. Они же решили никого не убивать! Слестницы столкнули, так будет правильнее! А то, что это убийство, еще придетсядоказать, доказать придется!…

Она бросилась прочь от двери, подволокла его к лестнице игорячо зашептала в ухо:

— Я искала свою комнату, чтобы взять книги. Я забыла,которая из них моя. Зашла в какую-то, а там в раковине… окровавленный нож. Иеще мылся кто-то.

— В раковине мылся?

— Нет, в душе, но я не видела кто! Я не смогла рассмотреть!Дверь была только приоткрыта!

— Бред какой-то, — подумав, сказал Родионов. В голове у негопрояснилось, и все встало на свои места.

Никто никого не сталкивал с лестницы! Это он сам только чтопридумал!

— Дмитрий Андреевич, — шепотом крикнула она, — этосовершенно точно! Я пошла искать книги, а там кто-то в душе, а в раковине нож!И на нем кровь, и в раковине кровь!

— Да бред же это! — беспомощно сказал Родионов.

— Нет.

Она явно не шутила, и он слишком хорошо ее знал, чтобы добесконечности и на все лады повторять, что это «бред». Она не может бредить.Она слишком здравомыслящая трезвомыслящая, и вообще «мыслящая» особа.

— Пойдем посмотрим.

— Нет. Нельзя. А если он все еще там?

— Где?

— В душе! Он мылся в душе, а нож лежал в раковине, и вообщетам было… очень много крови.

— В комнате или именно в раковине?

Она печально посмотрела на него.

— В раковине.

— Пойдем посмотрим.

— Вызовите охрану, Дмитрий Андреевич.

Он взялся за перила и покрутил головой:

— Какую, к дьяволу, охрану, Маша?! У меня нет охраны, и уВесника нет! Что ты мне прикажешь делать? Искать пани Степченко, излагать ейпро твой нож в раковине, чтобы она кликнула своих макак?! Да с минуты на минутуприедет этот самый Кольцов…

— Он уже приехал!

— …и еще тот, второй, как его?

— Головко. Кандидат в президенты.

— Вот именно. Пошли, ты мне покажешь.

Гуськом, он впереди, она следом, они поднялись по лестнице,и Маша опять чуть не упала, загрохотала каблуками.

— Тихо ты!…

— Скользко очень.

— На катке, что ли? — спросил он сердито.

Сверху затопали, и ловко, как на пружинах, пробежалофициант, в белых перчатках, бабочке и с бутоньеркой. У МирославыЦуганг-Степченко все официанты были с бутоньерками. Завидев Машу с Родионовым,он посторонился и неким особым, официантским образом склонил голову, словноготовый к услугам. Под мышкой у него был круглый серебряный поднос. Переждавих, он вскинул голову и ринулся вниз, только каблуки затрещали.

Маша подозрительно посмотрела ему вслед.

— Что он там делал?

— Где?

— На втором этаже.

Родионов пожал плечами:

— Может, подавал юным леди сельтерскую воду ипрохладительные лимонады.

— А там есть юные леди?

— Где?

— На втором этаже.

Родионов раздраженно пожал плечами:

— Маш, это обыкновенный официант. Их тут два десятка, еслине больше. Они все чем-то заняты и что-то кому-то подают, на всех этажах и ещена улице!

В коридоре было тихо и пусто, и шум снизу отдалился и сталпочти неслышен, как тогда. Неизвестно, что именно ожидал увидеть знаменитыйдетективный писатель Родионов — свежий труп, что ли? — но вид пустого и тихогокоридора сразу вогнал его в скепсис и иронию. Он поднял брови, поставил ихуголками и с высоты ста девяноста пяти сантиметров посмотрел на Машувопросительно.

— Предпоследняя дверь, — сказала она. — По правую руку.

— По правую руку? — переспросил Родионов. — Замечательно.

Широко шагая, он дошел до этой самой предпоследней двери,поднял брови еще выше и постучал. Маша подошла и остановилась у него за плечом,стараясь не дышать. За дверью была тишина, никто не отзывался на стук, иРодионов еще раз постучал.

Маша затаила дыхание.

Он оглянулся на нее, сделал решительное лицо, взялся заручку и распахнул дверь.