В квадратной просторной комнате по-прежнему было многосолнца, и им обоим пришлось зажмуриться на секунду, а потом Маша открыла глаза.

Ну да. Вот комод с зеркалом в виде груши. Вот искусственныекладбищенско-пасхальные цветы, и полированная гостиничная дверь в ванную слегкаприоткрыта, кажется, именно так, как Маша ее оставила.

Родионов кивком указал на дверь, и она кивнула. Он постучали в нее тоже, а потом заглянул.

Маша сжала кулаки. За дверью было темно, ничего не видно. Ираковину не видно.

— Здесь?

— Да.

— Точно?

— Конечно.

— Свет зажги.

А кто его знает, где он зажигается, этот самый свет. Машапосмотрела на правую стену, потом на левую — никаких выключателей.

— Маша, свет!

— Сейчас, сейчас…

— Что ты копаешься?

— Я не могу найти выключатель.

— Посмотри в шкафу.

— Где?!

— Шутка.

Выключатель нашелся, и вовсе не там, где Маша его искала.Почему-то он был в комнате, а не в крохотной прихожей, куда выходила дверьванной.

— Ну что там?

— Ничего, — в полный голос ответил Родионов, и голос егостранно отдался в кафельных стенах. — Ничего и никого.

Маша тоже заглянула в ванную.

Раковина была абсолютно пуста, никаких следов.

Маша протиснулась мимо Родионова и уставилась в раковину, идаже зачем-то открыла и закрыла кран.

— Ничего нет, — сказала она упавшим голосом.

— Я вижу, — подтвердил Родионов.

Она заглянула под раковину — он посторонился, — потомосмотрела стены, фарфоровую мыльницу с цветком на дне и мусорную корзину сблестящей крышкой. Ничего.

— А что ты хочешь найти? — спросил Родионов. — Нож сотпечатками пальцев и следами крови?

— Но он же здесь был!

— Возможно.

— Ах, как вы не понимаете, Дмитрий Андреевич! Я же виделаего своими глазами!

— Я тебе верю, — ласково сказал Родионов.

— Ну, конечно, верите! — с досадой ответила Маша. — Еще бывы мне не верили! Я же не сумасшедшая!

Ей даже в голову не пришло, что он может подозревать ее… вовранье или в галлюцинациях. Ничем таким она отродясь не страдала, и ее шеф былоб этом осведомлен.

— Вы не понимаете. Если здесь был нож пятнадцать минутназад, а теперь его нет, значит, есть человек, которому нужно замести следы!Если бы он этим ножом банку с краской открывал и заляпал себе руки, зачем быему было так тщательно все… ликвидировать?

Родионов немного подумал.

— А ты точно видела нож?

— Дмитрий Андреевич!…

Родионов сквозь зубы засвистал какой-то марш — ну, точносегодня день маршей! Маршей и лавин, которые сходят с Альп! Засвистал ипроделал еще раз то, что минуту назад проделала Маша, — осмотрел стены,фарфоровую мыльницу с цветком на дне и мусорную корзину с блестящей крышкой,потом обыскал всю комнату.

Пусто. Никаких следов ножа и крови.

Маша следила за ним.

Он снова поднял брови:

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Надо предупредить охрану. Хотя бы этого самого Кольцова.Вы же понимаете!…

— Я понимаю, что никто тебя с твоими предупреждениямислушать не станет! Это я знаю, что ты нормальная, а кроме меня, никто не знает!Нож в раковине, на втором этаже, на даче, где кругом сплошная охрана! Я всортир пошел, так у сортира человек сидит, с проводом в ухе! Охраняет онсортир, понимаешь?!

— Я понимаю, что здесь что-то произошло, Дмитрий Андреевич!— твердо сказала Маша. — Нож был, на нем была кровь, и он пропал, и следовникаких нет. А прошло, между прочим, всего минут… пятнадцать-двадцать смомента, как я видела нож, и до момента, когда мы сюда вошли.

— Но ведь нет ничего!

— И все равно надо охрану предупредить!

— Ну, предупреждай, предупреждай, — разрешил он раздраженно.— Только ко мне не кидайся, если тебе Мирослава психовозку вызовет.

Он пошел к двери, и Маша двинулась за ним, беспомощноозираясь, словно в поисках вещественных доказательств невесть чего, и вкоридоре он еще раз спросил:

— Ты… точно видела нож?

— Да.

Родионов помолчал, подошел к окну в коридоре и зачем-тооткрыл его и выглянул наружу. Маша топталась сзади.

— Веснику сказать, что ли… — промямлила она.

— Что твой Весник сможет сделать, вот объясни мне! —Родионов достал сигареты и закурил.

«Разозлился, — поняла Маша. — Разозлился потому, что ярешила, будто он не справился, и как бы выражаю надежду, что справится Весник».Легкое злорадство приятно пощекотало ее воображение. Значит, не наплевать тебена то, что я о тебе думаю, значит, хочется тебе, чтобы я видела в тебе рыцаряна белом коне!

Хочется или не хочется?! Или это просто мужская сущностьтакая — я лев, царь зверей, и про то, что слон тоже царь зверей, ты мне лучшене напоминай.

Что я стану делать, когда очередная девушка его жизни женитРодионова на себе и, уходя из его дома, я буду оставлять его у камина смалюткой на руках, отрезанного от меня целиком и полностью, как бывает отрезанчеловек на фотографии?! Вроде бы он, и картинка знакомая, но его нет, этопросто видимость, одна только видимость, и больше ничего!

Родионов докурил сигарету и бросил окурок в окно.

Они спустились на первый этаж и дошли уже почти до высокихдвустворчатых дверей, когда великий писатель обернулся и спросил скучнымголосом, где ему теперь искать свои книжки на подпись.

А и правда! Где книжки искать?!

Она растерялась, и Родионов заметил это.

— Ладно, — сказал он великодушно, — потом разберемся.

И они вошли в зал, где продолжалось «ожидание моржа».

Продюсер Матвей Рессель слушал «дивчину» Стаса Головко,которая что-то очень активно ему доказывала, и вид у него при этом былнедовольный, словно ему не нравилось то, что она говорила. Супруги Поклонные,похожие на собственное изображение в глянцевом журнале, ворковали над столикомс напитками. Мирослава вдалеке руководила Нестором, а он слушал ее и кивал, каккитайский болванчик. Мирославин «чоловик» в твиде слонялся в одночестве и то идело прикладывался к стакану, в котором по виду было виски или коньяк. Егоказацкие усы уныло свисали по обе стороны безвольного рта, и Маша вдруг решила,что жизнь у него не сахар.