Она была сухой. Ещё минуту назад никакого родника тут не было. Я поделился догадками с Нейфилой.

— Не стоит это пить, — хмуро добавил я.

— Почему? — вскинула брови Нейфила. — Не знаю, как лучше выразиться, но… Я не ощущаю враждебности от этого леса. По-моему, он выполнил моё желание, вот и всё.

Тем не менее она вняла совету и просто умылась. С сожалением глянув напоследок на ручеёк, она последовала за мной.

Далеко мы не ушли — из лощины мы выбрались на поляну, которой раньше тут не было. На ней выстроились семь монолитов, которые образовывали семиконечную звезду. В её центре на прозрачном пне, покрытом стеклянным же мхом, сидела девушка, улыбаясь знакомой улыбкой, тёплой и чуть рассеянной.

Внешность незнакомки ни капли не поменялась с нашей последней встречи, разве что бизнес-костюм сменился серым рубищем, а на горле её сверкал серебром ошейник с цепью, которая уходила под землю.

При нашем появлении девушка энергично помахала рукой.

— Привет! Вот мы и свиделись вживую.

Ярость ударила мне в голову горячей волной.

Всё-таки это была ты, дрянь!

Это из-за неё я очутился в другом мире, запертый в теле монстра, в рабстве у свихнувшейся старухи посреди заповедника безумия. И хотя частично эти невзгоды окупались присутствием рядом Нейфилы, это не означало, что я собирался отпустить незнакомку безнаказанной.

Внешне, впрочем, я не подал вида, какая буря эмоция меня одолевала. Сухо кивнув ей, я объяснил недоумевающей Нейфиле:

— Это она перенесла меня на Хазм.

— И ты всё ещё злишься, — отметила девушка. Моё показное спокойствие её не обмануло. — Не могу тебя винить. Я действительно воспользовалась тобой… Оправдываться я не буду, зато предложу кое-что получше: инструкцию, как попасть обратно. Ты же этого жаждешь, верно? Уверена, вдохновения для новых картин тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Так вот, призови искажённый аспект и…

— Постой-ка, — прервал её я. — Ты считаешь, что у меня не накопилось вопросов?

— Я считала, что ты человек действия, а не разговоров, — сказала она с лёгким упрёком. — Собственно, поэтому и выбрала тебя из списка кандидатов. А это было не так-то просто! Дара предвидения у меня нет, оставалось положиться на личный опыт, весьма обширный, надо признать…

Она усмехнулась.

— Спрашивай. Лишние полчаса — ничто для того, кто прождал эоны.

— Кто ты?

— Гнев. Разве не заметно? — Девушка нарочито осмотрела себя.

— Вообще, не очень, — хмыкнула Нейфила.

— Куслив был пёс, да на цепь попал, — в тон ей ответила Гнев, постучав по ошейнику.

— И за какие грехи тебя сюда посадили? — спросил я.

— История старше самой вселенной — борьба за власть. Мы бросили вызов тем, кто оказался сильнее. Мне повезло, и я выжила. Но потом удача закончилась, и меня поймали.

— Кто вы?

— Повелители аспектов.

— Как Лью’с? — предположила Нейфила. — И другие артефакты, которые управляют Жадностью, Гордыней и так далее?

— Кто? — поморщилась Гнев. — Нет, эти ничтожества из новоделов мне не чета.

Она задумчиво побарабанила холёными пальцами по стеклянному пню.

— Когда меня схватили, победители хотели устроить показательную казнь во имя порядка и справедливости, но вышла заминка. Я — последняя из поколения. Если я умру, вселенское равновесие подыщет аспектам новых, неподконтрольных хозяев. Последняя война уничтожила и покалечила множество миров, а кое-кто из моих судей чересчур пёкся о судьбе смертных. — Она насмешливо скривила губы. — Поэтому они соорудили мне тюрьму из остатков нескольких миров, поклонявшихся нам, и отправили за пределы времени и пространства. Слепили тюремщиков, не подверженных моему влиянию, — да-да, я про существ, в которых вы превратились, — а чтобы укрепить темницу, исказили аспекты. Опорочили их. Изваляли в грязи.

Впервые за разговор с Гневом её маска весёлой беззаботности дала трещину. В её глазах сверкнула ярость настолько свирепая, что на миг затмила собой свет фиолетовой луны. Но девушка быстро овладела собой.

— Уничтожить их они не могли, а потому налепили поверх всякого мусора и обозвали получившееся уродство сигилами. Их они связали с семью идиотами, согласившимися ради этой жалкой пародии на власть провести вечность в моём узилище. Каждый получил свой остаток мира. Это укрепило защиту: направленные против меня, сигилы послужили дополнительным слоем в барьере. Естественно, жалкие ничтожества, нелепые карикатуры на истинных повелителей сошли с ума и пробрались ко мне, чтобы выкрасть сигилы.

Она показала на монолиты.

— Сигилы были размещены тут, но новоделы, недовольные тем, что к ним поступают лишь крохи силы, забрали их после боя с тюремщиками. В барьере появились первые трещины, а сама тюрьма материализовалась в случайном мире.

Гнев вздохнула.

— Новоделы этого и хотели. Им надоело править руинами. Они превратили сигилы в алтари — в сущности, окончательно смешали с дерьмом — и были таковы. А я осталась сидеть тут, даже после того, как тюремщики отправились возвращать сигилы. Следила за тем, как в барьере ширятся трещины, накапливала силу, которая иногда проникала ко мне через них, и выжидала.

— То есть… Хазм умирает из-за тебя? — выдавила Нейфила.

— Из-за нелепых амбиций новоделов, — поправила её Гнев. — Но я совру, если скажу, что мне не плевать на Хазм. Его судьба меня не заботит, хотя когда я выберусь отсюда, то разобью оставшиеся алтари, чтобы очистить аспекты. Это уберёт побочные эффекты вроде расширения того, что вы зовёте Бездной.

— И что будет с Хазмом потом?

— Зависит от настроения, — пожала плечами Гнев. — Может быть, подчиню его себе. Я давно не правила мирами. Начинаю забывать, каково это — купаться в чужом преклонении и страхе.

Нейфила поджала губы; её такой ответ явно не устроил.

— Если ты жива, то почему алтарей семь? — уточнил я.

— Потому что победители забрали мой аспект. У них не получилось бы разорвать его связь со мной без моей смерти, однако надстройка, налепленная поверх, дала новоделу воровать для себя толику моего могущества. Будь я на свободе, этот наглец не прожил бы и доли мгновения…

Она мечтательно посмотрела вверх.

— Радует одно: если никто до сих пор не проведал мою темницу после восстания, это значит, что у победителей нашлись дела поважнее. А возможно, они уже мертвы. Во вселенной всегда есть кто-нибудь сильнее, чем ты, знаете ли…

Гнев подмигнула мне.

— Так что, я удовлетворила ваше любопытство?

— Более-менее, — сдержанно сказал я.

— Великолепно. Тогда к инструкциям…

— Почему мы должны поверить тебе, что ты не убьёшь нас, как только выберешься отсюда? — прервала её Нейфила.

Гнев закатила глаза.

— Зачем вы мне? Я потратила уйму сил и времени на то, чтобы найти достойного посланника и призвать его, он выполнил свою задачу. Буду откровенна, вы столь же интересны мне, как вам интересны муравьи. Когда вас целый муравейник, с ним ещё можно позабавиться. Но уделять внимание каждой отдельной особи — ни в коем случае. Вы отправитесь своей дорогой, я своей. Больше мы друг о друге никогда не услышим…

Она приложила палец к нижней губе.

— Нет, раз вы тюремщики, то жить можете долго. Может, через пару тысяч лет я загляну в ваш мир. Или нет. Ничего не обещаю.

— Если мы неважны, зачем исполнять наше желание и отправлять нас на Землю? — спросил я.

— А я вас и не отправлю. Вы отправитесь сами. Всё очень просто: ты, как носитель, призовёшь сигил и пожелаешь разрушить его. Реальность в центре моего узилища пластична, грань между тем, что вы считаете бытием, и истинным бытием очень тонка. Мимолётного порыва твоей подружки хватило, чтобы забил источник. Представь, какую мощь будет иметь желание, исходящее из глубины души! При разрушении сигила аспект очистится, высвободится прорва силы, часть которой ударит по ослабленному барьеру и доломает его, а часть рассеется в пространстве. Ты пожелаешь переместиться в свой мир, и бытие откликнется на твой призыв.

— Всё настолько просто? — недоверчиво прищурилась Нейфила.

— Вы пробрались в место, некогда специально построенное сущностями за гранью вашего понимания таким образом, чтобы сюда не попадали посторонние. Насколько это просто — решать только вам.

— А что будет, если мы развернёмся и уйдём? — забросил удочку я.

— Тогда ты никогда не попадёшь обратно, а я просижу тут ещё много веков, полагаю, — без тени эмоций произнесла Гнев. — Без сигилов, питающих барьер, рано или поздно он падёт. Но ты так не поступишь. Сомневаюсь, что злость затмила в тебе здравый смысл.

— Вот как, — протянул я. — Да, ты права. Тащиться на поверхность будет…