– Собственно, меня интересовали как раз связи вашегомужа. Внебрачные, – добавил Таганов. – Что вы знали?

– Все, – сказала Алена. – Каждая его интрижкабыла мне известна – когда увлекся новой дамочкой, сколько ночей с ней провел,сколько денег на нее потратил.

– Вы пытались… – Саша поискал нужное слово, –бороться?

– Бороться? – хохотнула Алена. – С чембороться? С его жаждой приключений? Да вы что? Это все равно, что бороться светряными мельницами. Меня еще в школе учили, что подобные подвиги не толькозаканчиваются неудачей, но и выглядят довольно глупо. Нет, я не пыталасьбороться.

– Почему же вы тогда… э-э-э… проявляли интерес?

– Ревновала, вот и все, – пожала плечамиАлена. – Любая жена ревнует, какой бы дурой она ни была. Или умной.Зависит от ситуации.

– Последние полгода… – сказал Саша, поблескиваясвоими темными глазами, – с кем встречался ваш муж вне дома последниеполгода?

– Вы хотите знать обо всех его любовницах?

– Да. Если можно.

– Можно, отчего ж нельзя. Примерно с января он бегал заМариной Борзовой, племянницей своего босса. Дурак тоже! Девчонке-то летдвадцать. Она сделала ему ручкой, как только он показал все, на что способен.Наверное, с ее стороны это был чисто спортивный интерес. После Марины наступилнебольшой промежу-ток, а месяца два назад появилась эта женщина, Виктория. Мнежаль ее. Она красивая и молодая. Не думайте, что я строю из себя.

– Я не думаю.

– Они вроде бы непьяные были. И забыли про кофе.Глупость какая-то.

– Действительно, очень досадно, – поддакнул Саша,не желая рассказывать жене Воробьева о своих подозрениях.

Милиция сказала ей – несчастный случай, пусть будет так.Сотрудники, которые вели наружное наблюдение за домом в Тушине, оказалисьабсолютно бесполезными. Они не запоминали людей, входящих и выходящих изподъезда, потому что караулили влюбленных, а вовсе не поджидали их убийцу.

– А кто-нибудь еще, кроме Виктории? – спросилСаша. – По нашим сведениям, у него был кто-то еще.

– Вторая любовница? – Алена уставилась надетектива округлившимися глазами. – По-моему, это слишком даже для такогоневаляшки, как мой муж.

– Неваляшки? – Саша по достоинству оценил еесравнение, но тем не менее продолжал настаивать. – Вторая женщинапоявилась совсем недавно. Она очень интересует нас. Может быть, вы знаете хотьчто-то? Какая-то мелочь не показалась вам странной? Телефонный звонок?Купленный не для вас подарок? Что угодно.

Алена запрокинула голову и выпустила в потолок струю дыма.Дым завис у нее над головой кучевым облаком.

– Черт его знает… – пробормотала она. –Вторая любовница! Ничего себе.

– А как вы узнали про Викторию? Хотя бы ее имя?

– Да я не знала ее имени. Это меня сегодня просветилина этот счет. Что я обычно знала о женщинах Игоря? Блондинка или брюнетка,какими духами пользуется, любит ли драгоценности. Ну, сами понимаете, удел жен– это мелочи. Интуиция, запахи, изменения распорядка дня мужа, срочныесовещания, так называемые выезды в провинцию, открытие новых филиалов…

– То есть ничего конкретного?

– Если вы спрашиваете, не знакомил ли он меня со своимидевочками, представляя их как коллег или двоюродных племянниц, то – нет. Незнакомил. Редко, когда мне удавалось засечь какую-нибудь из них на приемах иднях рождения общих знакомых, куда Игорь не мог прийти без меня.

– А жены его коллег? Вы поддерживали с ними отношения?Может быть, они что-то знают?

– Змеи! – сказала Алена. – Они знают столькоже, сколько я, иначе давно уже распустили бы языки. В этом ведь есть свояпрелесть – осчастливить какую-нибудь из себе подобных пикантной подробностью изжизни ее благоверного.

Саша разочарованно вздохнул. Судя по всему, Алена не дастему никакой подсказки. Хотя она и расположена поговорить.

– Впрочем, знаете что? Буквально несколько дней назадИгорь приволок на шашлыки своих приятелей. Пока я возилась с мясом и делаласалат, они пили пиво на террасе. Я слышала, о чем они говорили.

– О чем же? – оживился Саша.

– О женщинах. Приятели его говорили о своих особыхпристрастиях, и мой муж тоже сказал кое-что интересное. Он сказал, что впоследнее время стал обращать внимание на высоких женщин. Высокие и пугают, изавораживают, сказал он.

– Может быть, он имел в виду вас? – предположилТаганов. – Вы высокая.

Алена поглядела на него с жалостью:

– Меня он стал бы обсуждать только со своей родней. Ито со стороны недостатков, а не достоинств. Вы женаты?

– Нет, – смутился Саша.

– Понятно.

* * *

Стас прогоревал весь вечер и большую часть ночи. «Видит бог,я не хотел избавляться от жены таким образом», – думал он. Когда подкралсярассвет и за окном все стало одинаково серым, Стас рухнул на тахту, раскинувруки, и провалился в черноту. Через несколько часов, очнувшись от глубокогосна, он поплелся на кухню и воткнул телефонный шнур в розетку. Тот сразу жезазвонил.

– Стас? – спросила трубка голосом Таганова.

Таганов сообщил, что накануне был у жены Воробьева.

– Если Воробьев и имел вторую любовницу, – сказалон, – то она была высокого роста. Это все, что мне удалось узнать. Но ярад, что съездил. У меня появилось новое понимание ситуации. Знаешь, от женподозреваемых много пользы. Особенно от тех, кому благоверные изменяют внаглую.Такие женщины не боятся поговорить с посторонним человеком, они как быпроверяют на нем свою позицию.

Стас почему-то тут же подумал о жене Захара Горянского. Этоттип изменял жене именно внаглую. «Надо с ней повидаться, – решилон. – Надо заставить себя». После смерти Вики он как-то сразу устал отбесконечной череды свидетелей, разговоров, расспросов. Но некий невидимый фокусникпродолжал вытаскивать их из своей волшебной шляпы, и Стас каждый раз оказывалсялицом к лицу с новым человеком.

Жена Горянского оказалась миниатюрной блондинкой с ножкамиЗолушки и лицом, на котором навечно прописалось невинное выражение. Дополнялиоблик стрижка «паж» и бледно-голубые глаза с длинными ресницами. «Она будет имихлопать», – с тоской подумал Стас. Он на стенку лез, когда женщиныизображали бедных маленьких овечек, таких беспомощных в этом жестоком мире,таких беззащитных…

– Вы хотите, чтобы я скрыла от мужа наш с вамиразговор? – спросила сорокапятилетняя куколка и, словно повинуясьвнутреннему голосу Стаса, подняла и опустила ресницы.

– Если вас это не ранит, – слащавым голосомпроговорил он.

Ее звали Людой, Людмилой, что, конечно, было слишкомофициально для такой кошечки. Представляясь, она мурлыкнула: «Милочка», и Стасв ответ чуть было не сказал: «Стасик».