Я провела три года под руководством Салли, учась управлятьзакусочной. На второй день моей работы она заявила, что, как только я вошла,она сразу поняла: либо я приму управление закусочной, когда она уйдет напенсию, либо буду несчастной неудачницей.

Теперь, когда я знаю то, что знаю о Дверях и о том, что онидают тебе то, что ты хочешь… что ж, мне интересно, как было на самом деле.Временами я много размышляю об этом. Неделями эти мысли не приходят мне вголову, но каждый раз, когда я делаю ошибку, каждый раз, когда касса несходится, каждый раз, когда я готовлю заказ и выполняю его неправильно, язадумываюсь. Думаю, действительно ли Салли хотела оставить мне закусочную?Думаю, действительно ли она хотела перебраться во Флориду? Закусочная мне непринадлежит — она принадлежит Салли. Полагаю, я что-то вроде исполняющегообязанности, на случай если она когда-нибудь вернется.

Или на случай, если я когда-нибудь смогу купить ее у Салли.Я коплю на это деньги уже четыре года. И у меня больше денег, чем следовало быбыть, правда, и я думаю, что это опять Дверь.

Кто-то похлопывает меня по плечу и говорит:

— Эй!

Я перекатываюсь и сажусь спиной к Двери. Мне неуютно отэтого, но я хочу сидеть лицом к Райану и знаю, что, если из Двери что-товырвется, Райан управится с этим лучше, чем я.

Не то чтобы что-то выходило из Дверей в потусторонних мирах,но осторожность не повредит.

Райан присел рядом со мной, его женщины — позади него. Онижутковато улыбаются. Он усаживается, скрестив ноги. Иштар сидит рядом со мной,а львица сворачивается клубком так, чтобы касаться одновременно и Райана, именя.

Он ведет себя так, будто не замечает, что они делают; онлишь снимает шляпу и проводит рукой по волосам; они немного торчат, прямо назадней части шеи, и, если бы он сел поближе, я бы их ему пригладила.

Мой взгляд привлекает Исида, она приглаживает полосы назагривке Райана, но, поскольку она бестелесна, волосы продолжают торчать. Темне менее я ценю сентиментальность.

— Можно было слышать твои мысли, пока мы избиралисьсюда, — говорит он.

— Ты мог слышать меня? — неверяще переспрашиваюя. — Это становится сильнее?

— Нет, я хотел сказать… — Он делаетгримасу. — Прости. Фигура речи. Не самая хорошая идея в этих краях.

— Боже, спасибо тебе, — говорю я. Хотя я ненавижунапоминать ему о вещах, в которых он разбирается лучше меня… — Разве тебене следует присматривать за демонами и тому подобным?

Он тычет пальцем за плечо. Позади него Рокси сидит на краюутеса. Она потирает колено.

— Ей нравится нести вахту, — спокойно объясняетон.

Я опираюсь головой на руку.

— Я думала о закусочной, — признаюсь я. — Язнаю, что мне следовало думать о чем-то более важном…

Райан кивает:

— Важно помнить о том, что мы в игре. Но также важнопомнить, почему мы все это делаем. Ради чего. Сохранять связь с реальным миром.

— Вы, ребята, этого не делаете. — Я машу рукой всторону Рокси и Кристиана. — Вы ненавидите мир.

— Мы не ненавидим мир. — Он хмурится. Иштарвздыхает. — Мы не ненавидим людей. Ты говорила уже, что мы не уважаемлюдей, которых защищаем. Это неправда. Ты не найдешь людей, болеесосредоточенных на сохранении мира простых смертных в безопасности. Но… такиелюди, как мы, какими нам приходится быть… это не работа с девяти до пяти. Мыохранники, и дальнобойщики, и синие воротнички. И многие непосвященные думают,что это нормально — обращаться с рабочим народом так, как…

— Как с дерьмом, — говорю я.

Это правда. Полагаю, это зависит от того, каким путем тыидешь.

— Почему ты занимаешься этим? — спрашиваю яРайана.

Он ничего не отвечает. Но кончики его пальцев касаются волосза моим левым ухом. Совсем чуть-чуть. Он касается моих волос.

— Разве я мог не делать этого? — говоритон. — Я знаю, что приходит в ночи. Как ты думаешь, я ввязался в это? Никтоне врывался и не спасал меня в критический момент. — Его прикосновениеисчезает. — Никто не спас остальных.

Остальных?

— Остальных? — спрашиваю я.

Райан долго молчит, и я думаю, что он больше ничего нескажет. Думаю, сказал бы он, если бы я не открыла рот?

Я слышу голос Иштар, когда он продолжает:

— Когда я был моложе, зимой я, бывало, подрабатывал,рубя елки для отправки на юг. Многие из нас это делали — это были легкие деньги,всего лишь несколько выходных работы. Парни, нанимавшие нас, везли нас большуючасть дороги, а потом мы брели сквозь снега к деревьям. Недалеко. — Онделает паузу, потом: — Я рубил дерево, когда это произошло. Парни, которые былисо мной, все погибли. Я выжил.

Я почти боюсь сказать что-нибудь, но я должна знать:

— Что это было?

— Хайдбихайнд. Один из тех демонов, которые могутявляться без Дверей. Они быстро двигаются и не любят, чтобы их видели; поэтомуих так назвали[17]. Но они наблюдают, и ждут, и похищаютлесорубов, когда никто не видит. — Он издает короткий смешок — смешокчеловека, рассказывающего что-то ужасное или грустное, но вовсе не смешокчеловека, которому действительно весело. — Я был последним, и единственнаяпричина, почему меня не утащили тоже, — я работал бензопилой. Только у менябыла в руках масса металла, которую можно было крутить вокруг себя, и именно ясмог снести голову этому существу, до того как оно успело снова оказаться уменя за спиной.

Он вздыхает. Его дыхание касается моей кожи.

— Я вернулся к нашей точке сбора и пошел дальше. Всемои товарищи пропали, а у меня в руках окровавленная бензопила. Нехорошо. Такчто я сбежал.

Снег, да? Я думаю о его «южном» акценте и потом понимаю: вомногих местах говорят с таким акцентом.

— Сколько лет тебе было? — спрашиваю я.

— Девятнадцать.

— У тебя была семья? Имею в виду, они ведьинтересовались, что с тобой сталось?

— Не знаю, — говорит он. — Я всегда боялсявернуться.

— Но… разве ты не скучал по ним? Разве ты не хотел бытьсо своей семьей?

Я не могу себе представить, как такое может быть: иметьсемью и не хотеть быть с ней. Я не могу, я так скучаю по своей семье. Не точтобы у меня когда-либо была настоящая семья; можно ли скучать по тому, чегоникогда не имел?

Я чувствую, что Райан смотрит на меня, так что я поворачиваюголову и смотрю на него, и внезапно я понимаю, как он устал, как одинок, как онненавидит свое одиночество, но он чувствует, что это его судьба, потому чтолюди рядом с ним всегда погибают.