Лёг заполночь. Ворочался-ворочался, а уснуть не мог. Толькозакроет глаза, всё рептилии мерещатся, с раздвоенным языком и короной наплоской ромбической башке.

Наконец озлился на самого себя. Не желаете спать, АнисийПитиримович? Тогда нечего зря перину пролёживать. Извольте сделать моцион. Какговорит мудрый Маса, «много гурячи – срадко спачи».

Прямо поверх ночной рубашки накинул шинель, сунул голые ногив сапоги, вышел в сад. Окна уже погасли, дом стоял во мраке тёмный и оченьтихий. Зато из ночи навстречу Анисию неслись многочисленные невнятные звуки:побулькивания, трески, причмокивания, заговорщическая перекличка то ли птиц, толи жаб, то ли ещё кого. Московская ночь звучала, пахла и чернела совсемпо-другому. Вот через кусты, за которыми уже пруд, а ещё дальше Гниловскоеболото, шмыгнуло что-то; вот по аллее (Тюльпанов едва заметил краешком глаза)метнулась чёрная тень. Кто нематериалистических воззрений или просто некрепкихнервов, пожалуй, и напугался бы. Но Анисий не раз слышал от шефа, что все самоестрашное таится не вокруг человека, а внутри него, и потому шагал бодро, безстраха.

Раздвинул ветки, и прямо перед ним, мерцая отражённымизвёздами, открылся пруд. От него несло тиной, лягушками, ещё чем-то, чемуАнисий названия не знал. Опустился на пенёк, стал прикидывать, в какой сторонеотсюда Скарпеин след, прикрытый парусиной.

Пяти минут так не просидел – услышал шорох, и близко, замалинником. Кто-то шёл там, кряхтя и приговаривая. Тут уж Анисию сделалось непо себе, и он пожалел, что оставил револьвер в саквояже. Хотя если живойчеловек, то бояться нечего. А если какая нежить, то и револьвер не поможет.

Какая, к чёрту, нежить, сердито одёрнул себя губернскийсекретарь. Просто бродит некто среди ночи, кряхтит и приговаривает. Интересно,зачем – просто так или с какой целью?

Тюльпанов с пенька переместился на корточки, затих, сталщуриться в темноту.

Крашенинников?

Точно он – и силуэт знакомый, и, когда повернулся, бородадлинная обрисовалась.

За спиной приказчик нёс небольшой мешок. Время от времениостанавливался, доставал из мешка какие-то комочки и бросал на землю, подлесамой воды. Что за причуда?

Тихонечко, тихонечко Анисий двинулся следом. Пощупал землю,наткнулся на что-то мягкое, вроде как войлочное. Поднёс к глазам и гадливоотшвырнул. Два дохлых мыша, связанные хвостами. Тьфу!

Ну и Баскаковка. Скорбный дом какой-то, полоумный наполоумном. Один Папахин очень даже не полоумный. Знает, чего хочет, и, похоже,своего добьётся.

И Анисий стал думать про Папахина, но как следуетразвернуться не успел, потому что издали, от господского дома, донёсся истошныйвопль. Звук этот был так ужасен, что у губернского секретаря подогнулиськолени.

III

Его высокоблагородию

г. коллежскому советнику

Э.П. Фандорину

В собственные руки

Шеф,

Это письмо отправляю одновременно со вчерашним, так чтопрочтите сначала то, а потом уже это. Я ещё приписал в первое письмо про ночнуюпрогулку по саду, про сумасшествие Крашенинникова и про крик, чтобы здесь неразмазывать, а сразу перейти к описанию преступления.

Как я выяснил, добежав до дома, душераздирающий крик былпроизведён горничной Настасьей Тряпкиной, которая в половине третьего ночизаглянула в спальню хозяйки.

На вопрос, почему не спала и зачем заглянула, Тряпкинапоказала, что барышня вечером, отправляясь к себе, велела её пока не раздеватьи обождать – якобы желала посидеть у окна и помечтать.

Горничная прождала больше часа. По её словам, находилась вкоридоре и никуда не отлучалась. Правда, стояла не под дверью, а возле лестницы– там картинки по стенам развешаны, и Тряпкина, чтоб не скучать, ихразглядывала. Однако божится, что в спальню никто не заходил, она увидела бы,да и дверь там со скрипом. Наконец, подумав, что хозяйка уснула в кресле, нераздевшись, горничная решила всё-таки заглянуть в комнату. Закричала, упала вобморок.

Вторым к месту убийства прибыл я, поэтому дальнейшееописываю по собственным наблюдениям.

Приблизившись к открытой двери спальни, я сначала увиделбесчувственное тело Тряпкиной и пощупал жилу у ней на шее. Когда стало ясно,что жива и видимых ран не имеет, я вошёл в комнату.

Вы знаете, шеф, я на службе видал всякое. Помнитепрошлогоднее убийство купчихи Грымзиной? Я тогда ничего, не оробел, даже давалследователю Москаленко нюхать нашатырь. А тут вроде ни крови, ни отрубленныхчастей тела, но ужас что такое.

Я лучше по порядку.

Убитая сидела в кресле подле раскрытого окна. Я сразу понял,что она совершенно мёртвая, потому что голова у ней висела на сторону, как,знаете, ромашка или одуванчик на надорванном стебле.

Сначала я совсем не испугался – ну, убили, и убили. Обычноедушегубство, думаю, разберёмся. Даже когда зажёг лампу и увиделстрангуляционную борозду на шее, особенного значения не придал. Ясно,соображаю: задушили. Хотя мне тогда уже чудным показалось, что полоса такаяширокая. Душат-то обычно ремешком, шнурком, верёвкой, а тут багровый след вруку толщиной.

Первым делом я, конечно, сунулся к раскрытому окну. Наподоконнике чисто. Спрыгнул вниз, посветил лампой. И тут мне стало так жутко,что я минуты две шагу не мог ступить, честное слово.

Там вокруг господского дома земля мелким песочком посыпана,чтоб после дождей лужи не застаивались. Так вот на песке был явственно виденструящийся след, который тянулся от окна спальни до кустов. Точь-в-точь такойже, как я видел давеча, под парусиной.

Шеф, вы меня знаете. Я в нечистую силу и всякую такую чепухуне верю, но откуда след-то мог взяться? Ну, предположим, что в Гниловскомболоте завелась какая-нибудь гигантская тварь, в природе всякие чудеса бывают.Но как она в окно-то заползла? Невозможно!

Я, стыдно сказать, даже молитву прочёл в обережение отскверны. И только потом, малость успокоившись, стал рассуждать, как вы меняучили.

Ладно, думаю. А как бы это смертоубийство могло устроитьсябез сверхъестественных причин?

Предположим, что злодей спрятался в спальне заранее. КогдаВарвара Ильинична вошла и села у окна, он подкрался сзади, удавил её, скажем,скрученным в толстый жгут полотенцем, а после спрыгнул на песок и изобразилслед Скарпеи – поленом проволок или ещё чем.

Отпечатков ног там под окном много, целый день ведь ходят,но сами знаете, что на песке за следы, никакого от них проку.