Ты знаешь, что я вне закона и вынужден скрываться под чужим обличьем? Я не приноровлен к труду общинника, а лишь обучен шутовству и врачеванию; я не держал ни мотыгу, ни молот, ну а серпец я умею пользовать лишь для отнятия жизни или ее спасения. Куда я не приду, я не могу оставаться там долго, иначе люди начнут задавать вопросы и чужак вызовет подозрение у тайных стражей. Я бродяга и скоморошество мой удел теперь, скоморохи моя семья. И теперь лишь дорога мой дом.

— И я пойду с тобой по дорогам Калама.

— Пойдешь? — Озарившись детской надеждой, переспросил Аш.

— Да, конечно пойду. — Не раздумывая согласилась Элилу. — Тушге, собирай вещи, мы идем с Ашем. И подлей уже свету, ничего же не видно.

— Думаю, не стоит распалять огня. Это привлечет внимание ненужных глаз.

— Да, и вправду. Тушге не надо подливать масла, и так сойдет.

Она суетливо начала собирать вещи в полумраке тусклого свечения, и служанка тоже вынуждена была последовать ее примеру, подчиняясь приказанию, и Аш вдруг оживился и повеселел, помогая женщинам собираться.

— Ах, что я выдумываю? Какая из меня бродяжка? — Выронила из рук собранные вещи молодая гашан. — И опять ты прав, я не смогу уже жить без всего этого.

Обессиленно опустившись на пол, она спрятала лицо в ладонях, только легкое подергивание выдавало ее беззвучный плач. Аш, осторожно, чтоб не затронуть чувств, напомнил ей о том, что пора уходить и что стражи снаружи бдят и ждут только повода, чтоб ворваться в дом.

— Пусть уже врываются. Пусть это наступит скоро. Может, ты убьешь меня своим посохом, чтоб меня не постигла учать рабыни?

— Нет. Я не могу допустить такого. Я знаю здесь одного важного человека, который многим обязан моему учителю. Я поговорю с ним, он поможет.

— Ах, милый мой лекарек, с кем из влиятельных особ ты хочешь говорить? К кому я только не обращалась, кого только не просила о помощи. Но как видишь, я в нищете и немилости.

— Я еще не виделся с ним.

— И как зовут этого важного человека?

— Азуф. Его зовут Азуф, его еще…

— Чашеносец?

— Ты знаешь его?

— Ну, кто ж не знает советника Азуфа — кравчего самого государя. Это важный человек, и к нему не пробиться так просто. Тебя даже за порог не допустят.

— Допустят. У меня есть его печатка.

— Но, с чего ты решил, что он поможет мне?

— Я же сказал: я — его попрошу. Он обязан моему учителю.

— О, как же ты еще юн и неопытен Аш. Этот безродный водонос, хитростью и обманом пробрался на самый верх, а таким не свойственно быть благодарными кому-то, а их клятвенные обещания пусты.

— Я знаю о том — обиделся Аш. — Потому я и предложу ему за помощь, то, что ему нужно. Я знаю, они думают, что учитель оставил мне что-то, и они думают, что это что-то у меня. Поторгуюсь с ним.

— Будь осторожен, не вздумай тягаться с ним. Тот, кто привык прибегать к обману, легко распознает чужой. Ты и себя погубишь и мне не поможешь. Ты уже был у него?

— Я ходил к нему сразу по прибытию, но только не застал. Он уже отбыл во дворец к лугалю. Но сейчас он наверно уже дома. Мы пойдем туда все вместе.

— К сожалению, его нет еще сейчас. Ур-Забаба закатывает пиры до ночи, а кравчий по долгу службы должен уходить только засветло, если только покидает дворец. А значит, сегодня уже не встретишься с ним, а завтра моя участь уже может быть решена. — С отчаянным смирением в голосе заключила Элилу.

— Что же делать? Тебе нужно бежать за пределы земель Киша! Да, бежать, на юг или север!

— Что ты говоришь? Что я там буду делать одна, без серебра и золота? Кому я там нужна? Участь там моя будет не лучше чем здесь, если не станет хуже. Лучше убей меня здесь и сейчас.

— Как я это сделаю? Ты знаешь, у меня рука не поднимется, и я не душегуб, не убиваю кого ни попадя. Элилу, не след падать духом, пока остается возможность.

— О Аш, какая возможность еще осталась?

— Прошу госпожу, простить свою рабыню за дерзость в присутствии ее благородного гостя, но я бы хотела напомнить госпоже, что господин, вероятно, дожидается ее в стане лугаля Загесси. — Послышался робкий голосок преданной служанки.

— Ты откуда знаешь? Ты знала, что господин что-то замышляет и не сказала мне?!

— О нет, я бы не смела. Это рабы говорили меж собой, пока не сговорились еще, о крамольной мысли о побеге.

— И зная, о чем говорит челядь, ты не сочла нужным доложить мне об этом…?!

— Это сейчас не важно, Элилу. — Остановил гневную отповедь госпожи своей рабыне Аш. — Ты вслушайся, что она говорит. Досточтимая, ты точно знаешь, что твой господин в стане Загесси?

— Рабы которые всюду следовали за ним, проговорились о том близким, а те уже разнесли по людской.

— Ну, этого следовало ожидать. Рабы всегда обсуждают своих хозяев.

— Ну, что же ты. Ты не то слушала. Говори Тушге. Он действительно примет ее, если она придет к нему?

— Да. Дворовые говорили, что только из опасения, что его заподозрят в подготовке к побегу, хозяин не взял госпожу с собой. Но мыслил прислать за ней, как только представится возможность.

— Тушге, и ты знала об этом и молчала? — В сердцах сказала потрясенная Элилу.

— Да простит госпожа, свою глупую, неразумную рабыню. Я думала, что пустые разговоры глупой черни, не должны касаться нежного уха госпожи.

— Какие же это пустые разговоры? — Скорей про себя пробурчала молодая гашан, но не стала больше отчитывать служанку. — Ооо, мой бедный, мой милый муженек — пролепетала она от умиления, — как я была несправедлива к нему. Он бедный, наверно, ждет свою любимую жену и волнуется за меня, а я его тут последними словами покрываю.

— Ладно, — голос Аша охрип от обиды — если ты надумала я вас выведу, но надо поторопиться, я не намерен дожидаться пока вы тут будете причитать.

Пока женщины суетились, Аш раздумывал, как будет уводить их от глаз соглядателей, каждый раз шевеля желваками при нежном упоминании жены о муже.

— Может дождаться ночи? Под покровом темноты легче уйти незаметно. А я пока поищу повозку или вьючных. — Предложил он, на что получил полную возмущения отповедь молодой гашан, о том, что ничто больше не заставит задержаться ее в этом смрадном обиталище, ставшем для нее мрачной темницей.

— Что