Поэтому Юра и попросил начать сразу с того дубля. Лицоактрисы заворожило его, на нем так отчетливо проступал нарастающий ужас, чтоКоротков совсем забыл в этот момент о просьбе Насти и не смотрел ни на что,кроме самой Алины. Экран погас, и тут только он спохватился.

– Давайте еще разок, – виновато попросил он.

– Тебе что-то не понравилось? – удивилсяСтасов. – Зачем еще раз смотреть?

– Да я вообще забыл, что надо смотреть, – сдосадой отозвался Коротков. – Впился глазами в Алину, и все мысли изголовы вылетели.

Эпизод начался снова. На этот раз он старался не смотреть наактрису, внимательно вглядываясь во все, что попадало в кадр.

– Стоп! – закричал он. – Вот оно!

Перепуганный механик выскочил из своей будочки.

– Что случилось?

– Ничего, – ответил Коротков уже спокойно. –Останавливай машину, просмотр окончен. И приготовь мне яуф с этой пленкой, я еезабираю.

Володя пожал плечами и ушел обратно в будку.

– Ну, что там? – спросил сгоравший от нетерпенияСтасов.

– Она увидела Волошина. Знать бы только, почему она такего боялась?

Мать убитого Виктора Волошина ничего нового сообщить несмогла. Николая особенно интересовал вопрос, почему два года назад Виктор такпоспешно сорвался и уехал в Сибирь, но она этого не знала.

– Господи, да я так рада была, что он едет, –говорила она сквозь слезы. – Ведь здесь, в Москве, он ничем толком-то незанимался. Среднюю школу – и ту с трудом окончил, учиться не хотел, профессии вруках никакой нет. Грузчик да разнорабочий – это что, по-вашему, дело длямужика? А то и вовсе не работал. Не могу, говорит, мама, не могу я работать,голова у меня болит. Ничего не могла с ним поделать. А тут собрался водночасье, поеду, говорит, деньги зарабатывать, жизнь свою устраивать. Я иобрадовалась, думала, за ум взялся наконец. Как раз на ноябрьские праздникиуехал. Мы в выходные дни всей семьей собрались, дочка с мужем и детьми пришла,посидели, проводили Витю.

– А когда вернулся, что сказал? Объяснил как-то, почемуприехал?

– Да ничего он не объяснил. Повидаться, говорит,приехал, соскучился. Деньги у него с собой были, за три месяца ни копейки уменя не взял, я и подумала, что он там, в Сибири, начал хорошо зарабатывать.

– И чем он здесь занимался? Встречался с кем-то? Илиспал целыми днями?

– Все ходил где-то, как уйдет утром, так только вечеромвернется. И с каждым днем все злее делался. Сначала-то ничего был, веселый, апотом хмуриться начал. Через два месяца совсем почти разговаривать со мнойперестал. Потом уехал куда-то, неделю его не было. Или чуть больше, может, днейдесять. Вернулся тихий такой, вроде как умиротворенный, снова разговаривать сомной стал. Несколько дней хорошо было, в пятницу утром ушел, как обычно,вернулся часа в четыре, глаза горят, руки трясутся, как подменили его. Я-то нашестичасовой электричке к дочке на дачу собиралась, его с собой звала: поедем,говорю, Витюша, там хорошо, воздух свежий, погуляешь, с племянникамиповидаешься. Он не поехал. Я, говорит, в тайге воздухом на всю оставшуюся жизньнадышался. Так я и поехала одна. Больше уж не видела его живым…

– Скажите, Виктор никогда не рассказывал вам очеловеке, связанном с кино?

– О ком? – удивилась женщина.

– Ну, например, о режиссере Смулове.

– Нет. – Она покачала головой. – Не слыхала отаком.

– А об Алине Вазнис?

– Нет, что вы.

– А вы сами-то о ней слышали?

– Ну да, конечно, ее и по телевизору показывали.Красивая девушка.

– А вы знаете, что она двадцать лет жила на соседнейулице?

– Да что вы?! – Мать Волошина всплеснуларуками. – Это же надо! А я и не знала. А вы почему спрашиваете-то? Что,Витюша мой был с ней знаком?

– Не знаю, – вздохнул Селуянов. – Может, ибыл. В том-то и загвоздка, что я хочу это выяснить, а никто не знает.

Что ж удивляться, думал Николай, выходя из дома, где жил ибыл убит Волошин, мы своих соседей по площадке и то не всегда знаем, где ужзнать людей с соседней улицы. Пресловутая анонимность жизни в большом городе смногоэтажными многоквартирными домами, где все заняты исключительно своимипроблемами и никому ни до кого нет дела.

Он решил попробовать сделать заход с другой стороны иотправился туда, где провел свое детство известный режиссер Андрей ЛьвовичСмулов. Может быть, удастся найти каких-нибудь его старых приятелей, которыевдруг да расскажут что-нибудь интересное. Потом Николай так и не вспомнит, счего это он решил покопаться в детстве Смулова. Не то наитие какое на негоснизошло, не то внутренний голос что-то эдакое подсказал, не то простопрофессиональный нюх сработал. Но вот поехал он туда, зачем – и сам не знал. Нопоехал. Этим и отличался он от Каменской. Анастасия, прежде чем бежать куда-то,долго думала и высчитывала, где какую информацию можно собрать, как ее нужнособирать и что с ней потом делать. Николай, как правило, вообще не просчитывалситуацию даже на полшага вперед, он руководствовался интуицией, а порой ипросто действовал «на авось», особенно когда не знал, что делать дальше.

Начал Селуянов, как водится, с отделения милиции, потому чтоза долгую работу в розыске почти в каждом отделении мог найти знакомого.Нашелся у него такой знакомый и здесь, в Замоскворечье, в отделении, натерритории которого находилась улица, где когда-то жил Андрюша Смулов со своеймамой.

Удача, которая так долго отворачивалась, наконец пересталакапризничать и повернула к Коле Селуянову свой светлый прекрасный лик. Приятельбыл на месте, и Колю он не забыл, и настроение у него было неплохое, во всякомслучае, он с удовольствием оставил свои дела и переключился на гостя, дажебутылку из сейфа достал. Звали приятеля Жирафом, то есть по паспорту имилицейскому удостоверению он числился Рафиком Жигаревским, но длинная тонкаяшея, плавно перетекающая в длинное тощее туловище, порождала необоримый соблазниспользовать не по назначению первые буквы фамилии и имени.

– Смулов? – поморщился он, выпивая залпом третьстакана водки. – Режиссер-то? Противный мужик. Но баба у него – высшийкласс. Обзавидуешься.

Селуянов сделал большой глоток, но до конца допивать нестал. В груди разлилось блаженное тепло, как бывало у него всегда, когда последолгих бесплодных поисков он чувствовал, что наконец появился какой-то кончик.Теперь бы только не упустить его, кончик этот.

– Ты с ним знаком?

– Не то чтобы… – Жираф смешно дернул длиннойшеей. – Опрашивал его как-то раз, года два назад. По трупу.

– Рафик, с меня бутылка, только ничего неперепутай, – взмолился Селуянов.