Потом он испытывает ощущение, которого не было очень-очень давно.

Мир изгибается. Что-то нездешнее – с другой стороны – пробирается внутрь.

Встав, Мэйси подходит к оставшейся открытой двери.

На дорожке перед ней стоит человек

(ты его знаешь)

Он весь белый и как бы подсвечен изнутри, как будто вылеплен из голубого огонька догорающей свечи, но Мэйси видны два длинных рога или, может быть, уха, вырастающих по бокам его головы

(братец братец ты меня видишь)

Уставившись на него, Мэйси шепчет:

– Нет. Нет. Это не ты, не может быть.

Но тот стоит и бесстрастно разглядывает его. Мэйси не медлит – захлопнув дверь, заперев ее, он бросается в дом.

Все, что оставалось на полу, висит теперь в воздухе. Пол и стены качаются, словно горы грозятся сбросить с себя дом, стряхнуть его в долину. И все комнаты заливает ужасная вонь, запах жуткой гнили, сена и помета.

– Нет, нет! – вопит Мэйси. – Не ты, не здесь! Я тебе ничего не сделал! Оставь меня в покое, прошу!

Он вылетает на лестницу, цепляется за столб и, качнувшись мимо него, скачет вниз по черным мраморным ступеням. Колени протестующе скрипят при каждом прыжке. Этажом выше меркнет свет, оставляет комнаты в темноте, и он слышит за собой шорох, словно тысячи сухих листьев скользят по мостовой.

Этажом ниже все то же самое. Волоски лампочек захлебываются, и все: кресла, столы, лампы – висит в воздухе. Мэйси, обогнув препятствия, кидается к прячущейся под лестницей большой черной двери. Распахнув ее, он всем телом бросается в проем и захлопывает за собой створку.

По ту сторону темно. Тяжело дыша, Мэйси нашаривает выключатели на стене. Наконец нащупав их пальцами, он лупит по всем сразу, и помещение освещается.

Это большой зал со сторонами в двести футов, с яркими люминесцентными лампами, протянувшимися по потолку. В другом месте здесь расположился бы гараж с дорогими модными автомобилями во вкусе хозяина дома. Но гараж мистера Мэйси совершенно пуст. Не считая потолка – одни пустые серые плоскости.

Впрочем, у этого помещения есть одно преимущество: его двери, кроме той, в которую вбежал мистер Мэйси, никогда не отпирались и не использовались. Он здесь как в крепости.

«Как он мог здесь оказаться?» – думает Мэйси. Невозможно. Но ему вспоминается

(приглашение)

череп в коробке… и он начинает понимать, что в Винке действуют механизмы, о которых он и не подозревал. С одним из таких он сейчас столкнулся.

Он прижимается ухом к двери. По ту сторону ничего не слышно, и в щелке под дверью не видно мигающего света. Он гадает, что бы это значило… и тут свет у него над головой мигает совсем слабо, и в помещение вторгается страшный запах, запах нечищеного коровника, навоза и трупов скота, гниющих в сене.

– Нет… – шепчет он.

Он садится, озирается. И видит, что уже не один.

Ровно посередине гаража стоит человек. Он очень высок и стоит неподвижно, свесив руки. На нем грязновато-голубой полотняный костюм, весь вымазанный темным, и на этот костюм нашиты десятки, десятки деревянных кроличьих головок, каждая с большими пристальными глазами и длинными заостренными ушами. На лице его деревянный шлем – или, может быть, племенная маска – грубо вырезанные черты напоминают тупую, кошмарную морду кролика с кривыми, неумело вырезанными ушами. На месте глаз две продолговатые прямоугольные дыры. Где-то за ними, надо полагать, кроются глаза владельца маски, но видна лишь темнота.

Мистер Мэйси падает на колени.

– Нет, – шепчет он. – Нет, нет.

Фигура недвижима, но, когда свет, моргнув, зажигается вновь, он вдруг оказывается ближе, всего в нескольких ярдах.

– Тебя здесь быть не может, – говорит Мэйси. Он сутулится, никнет перед пришельцем. – Ты не мог пройти за нами. Ты не мог быть здесь с самого начала.

Свет снова моргает, и фигура в кроличьем костюме опять приближается, она уже всего в нескольких футах от мистера Мэйси. Тот таращится на тупую деревянную морду, заглядывает в темные прямоугольники глаз и видит…

(растрескавшуюся равнину, красные звезды и огромную черную пирамиду над горизонтом, и вокруг нее тысячи разбитых древних колонн, где некогда люди поклонялись давным-давно сгинувшим созданиям)

(изъеденный шрамами холм, на его вершине искривленное, перекрученное белое дерево, и на ветвях этого дерева множество раздутых гнойных плодов, веками несрываемых, ненужных)

(падение, падение в черноту, навеки)

(столовая гора, резкий жесткий силуэт на звездном небе, и тучи собираются над вершиной, и молнии мечутся между облачными башнями, светящиеся ступени, готовые опуститься к земле)

И, хотя пришелец молчит, мистер Мэйси понимает, что он хочет сказать, и, кажется, видит глаза под маской. Они дики и безумны, полны непостижимой яростью. Руки пришельца толстые, в шрамах, грязные пальцы стиснуты в кулаки. И медленно-медленно сгибаясь в поясе, фигура склоняется к нему.

Мистер Мэйси кричит. Последняя мысль, мелькнувшая в его сознании: «Он был прав. Парсон был прав. Дикарь в Винке. Он был в Винке изначально».

Мона гонит так, что, лишь проехав полгорода, соображает: она совершенно не представляет, куда направляется. «Прочь из Винка?» – задумывается она. Мысль разумная, но она ни разу не приходила ей в голову. В машину Мона запрыгивала с одним желанием: убраться отсюда, к черту из этого дома. И, пожалуй, от ползучего тошнотворного предчувствия, что она вот-вот съедет с катушек, как ее мать. Потому что тогда все складывается, не так ли? Она помнит, как мать, уставившись в окно, описывала несуществующее: старые дома, тысячи пещер, города во льдах… сходство такое точное, что она уже чувствует в себе болезнь.

Ей необходимо с кем-нибудь поговорить об увиденном: высказать вслух, разобрать на части, и пусть слушатель взвесит, настолько ли она свихнулась, как ей кажется. Но в этом городе у нее ни единого друга. Только с Кармен она проговорила десяток минут, но та, похоже, не ее лиги. А миссис Бенджамин Мона совершенно не доверяет, потому что в смятении мыслей подозревает, что причина всего этого – в том фокусе с зеркалами, устроенном старой стервой: тогда что-то открылось у нее в голове или много чего открылось, и сейчас Моне мерещится, что с тех пор у нее и двоится в глазах. Вот мирный городок Винк, а за ним что-то совсем странное, словно кусок обоев наклеили поверх старых, а она видит оба слоя.

Но, как видно, есть все же человек, к которому она может обратиться, потому что, очнувшись, Мона замечает, что машина стоит, и к тому же стоит перед конторой «Земель желтой сосны».

Золотой поток света, пролившийся на крыльцо, разбивает тень – показывается шаркающая фигура Парсона.