Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом царя настигла болезнь. Лекари с трудом смогли поставить на ноги Се́ти и категорически запретили фараону вести его предыдущий образ жизни. Ему следовало ограничить себя ради собственного здоровья и благополучия его подданных. Однако на царя мало влияли мнения придворных лекарей, и он вновь устремился в пучину разврата. Но вскоре случилась беда: на Чёрные земли, родной Египет, напали кочевники Шасу.
Се́ти увлёкся войной и проявил себя бесстрашным, отважным и проницательным полководцем. Владыка двух земель разбил вероломного врага, а затем отправился в завоевательные походы. Народ чествовал своего божественного правителя.
В походах была захвачена богатая добыча, и Се́ти по просьбам жрецов выдал огромные суммы на строительство храмов. Смелые архитектурные замыслы Свурихенкета воплотились в жизнь близ Абидоса, огромные стены массивного храма появились в Карна́ке. Имя фараона было вписано в историю.
Затем Се́ти пытался вновь найти прибежище в разгульной жизни, потом – в празднествах, очередных походах. Но зрелому правителю уже не доставляли радость бесконечные пиры и развлечения. Се́ти чувствовал, что ему нужна какая-то настоящая деятельность, что он должен что-то сотворить – нет, не велеть заложить ещё один храм, а сделать нечто большее, гораздо большее, что-то, за что его с благодарностью вспомнят потомки. Дни фараона проходили в постоянной душевной муке, порою становившейся совершенно невыносимой – и правитель пытался искать ответа у жрецов.
Однако религия ещё больше отвращала от жизни царя. Никто не давал ему прямых ответов, но служители абсолютно всех храмов и культов, словно сговорившись, стремились получить как можно большие пожертвования в свои храмовые сокровищницы, ничего не отдавая взамен. Се́ти знал, как обманывают народ жрецы, как они выдают многие свои фокусы за магию и чудеса, знал секреты «божественных голосов», которые говорили с неба или через стены во время публичных церемоний, когда жрецы взывали к богам. Однако фараону хотелось узнать – быть может, они смогут поведать ему нечто большее, чем то, что скрывается за всеми этими фокусами для толпы, смогут раскрыть смысл жизни, помогут найти своё место в мире Ра?..
Нет, никто ему не помог. Единственное, что извлёк молодой и амбициозный фараон из своих бесед с жрецами – это то, что богов нет, и мы одни в этом мире. Никто нам не поможет, никто не отворит двери в Дубт и не проводит нас на суд Осириса, и не будет вечной жизни. Не будет ничего.
Всё это было страшно, но тем не менее молодого царя не испугала мрачная неизвестность будущего. Смерть, в любом случае, наступит нескоро – настолько нескоро, что об этом не стоит сейчас даже заботиться. Се́ти пришёл к выводу, что пока он жив, смерти нет, а когда она наступит – его уже не будет, а раз им никогда не суждено встретиться, то есть ли причины для беспокойства?
Так думал молодой царь. Сейчас старому фараону было смешно над своей собственной глупостью. Неужели можно было надеяться, что смерть наступит мгновенно и не принесёт никаких страданий? Быть может, сама смерть и не страшна, но страшно её ожидание, когда ты уже ничего не можешь изменить и сделать, а счёт, всегда казавшийся бесконечно долгим, неожиданно начинает идти на дни и даже часы.
Мысли, которые будут тебя раздирать на смертном ложе – вот то, что воистину страшно, то, чего действительно стоило бояться.
Когда понимание этого пришло к стареющему фараону, в его душе проснулся дикий, невыносимый ужас, доселе дремавший где-то в глубинах сознания, и начал терзать его разум. Каждый человек знает о своей смертности, о том, что он не вечно будет жить, но кого это волнует, пока он здоров? А час страданий, рано или поздно, наступает в жизни каждого смертного.
Как счастливы бессловесные твари, живущие по своим простым законам, добровольно соблюдающие установленный природой порядок и не терзающиеся ни чувством приближающегося конца, ни вопросами выбора! Они не отвечают ни перед кем и ничем никому не обязаны, их судьба – случайность, а смерть – необходимость, и нет у них ни страданий, ни угрызений от осознания упущенных возможностей. Порою Се́ти малодушно мечтал о безумии, которое могло бы к нему прийти и положить конец его мукам. Но, в отличие от тела, сознание дряхлого царя сохраняло свою ясность.
Сильная боль, зарождавшаяся в теле Се́ти, отдавала ему в голову и заставляла старого правителя морщить от страданий лицо. Когда он был молод, разве не знал он, чем потом отзовутся ему его бездонные кувшины вина? Не раз его предупреждали знахари и целители об этом, но фараон не придавал этому значения. Он царь, ему всё дозволено, для него верные слуги несут целые караваны из изысканных яств и старинных вин…
И вот теперь царские лекари ничего не могут сделать с тем огнём, который разъедает фараона изнутри.
Когда проходили детские дни Се́ти, они тянулись так долго, как будто это были целые месяцы. Позже, подрастая, фараон отмечал, что время стало идти быстрее, и он не успевал оглянуться, как уже пролетал сезон ше́йму[4] и наступали холодные месяцы. А в зрелом возрасте Се́ти понял, что жизнь летит поистине быстрее, чем упряжь нубийских коней – когда он отправился в многолетний поход, а после возвращения понял, что отсутствовал по своим ощущениям не больше месяца.
Это было обидно, это было досадно. Чем мудрее становился правитель, чем больше всего он хотел и мог делать, тем быстрее летело время. Как тянулись бездарные пиры во времена юношества Се́ти! За одну ночь молодой царь успевал посмотреть выступление акробатов и фокусников, сходить к своему верному другу Сйнимперу послушать темнокожих музыкантов и певцов, затем посидеть на празднестве в своём пиршественном зале за кувшином вина и сплавать к береговой крепости на своей парадной ладье! После этого наступал рассвет, и ничуть не утомившийся фараон встречал вновь воссиявшего Ра новыми развлечениями.
Когда же, много лет спустя, Се́ти задумал строительство нового дворца, то ему показалось что он лишь сел раздумывать вместе с архитекторами и инженерами над предложенными чертежами. На самом же деле прошло три месяца, за которые ничего по сути не было сделано – разве что исписан один папирус, и потом ещё не
