— Весьма фотогеничный субъект, — подтвердил Тропников. — Тем более, что я с ним дважды за последние дни встречался. На футболе, когда он к Эльчибаеву в ложу пожаловал, и вот сегодня, пару часов назад — в «Золотой пуле».

— Депутат, нефтяной олигарх и один из лидеров ВПНД — все в одном флаконе. К тому же по закону обладает депутатской неприкосновенностью, — Корначев отложил экспертизу в сторону. — По последнему пункту надо поставить в известность самого Генпрокурора. А потом добиваться отмены неприкосновенности в Госдуме, что пока мало кому удавалось. Только что ты ему инкриминируешь, пьянку с Эльчибаевым на футболе? Ну, что еще? А вот эта, объемистая экспертиза на тридцати листах — по поводу анонимного письма.

— Графологи просмотрели заявления о приеме на работу, личные дела более чем 300, точнее 365 сотрудников «Арбата», включая тренеров и игроков. Ни у одного из этих лиц признаков сходства с почерком неизвестного анонима не установлено, — не без сожаления уточнил Тропников. — А знает этот человек, ой как немало.

С тяжелой головой, усталый и вымотанный, уже заполночь вернувшись из «Золотой пули», Сакуленко увидел на дверях номера приклеенную скотчем записку. Он узнал почерк Родина, на календарном листке было написано: «Валя, если вернешься до 22–30, зайди. В случае задержки — встретимся завтра до завтрака и разминки».

Поскольку назначенный Родиным час прошел, Валентин Игоревич принял две таблетки валерьянки, запил их минеральной водой, и, поставив будильник на семь утра, ушел в недолгий тревожный сон.

Утром, проснувшись по звонку будильника, он минут пять полежал в постели, потом принял душ и осушил стакан ледяного пива. Почувствовав себя бодрее, Сакуленко отправился к Родину.

Главного тренера «Арбата» он застал в момент утренней зарядки. Энергично, на предельных оборотах накручивая велотренажер, тяжело дыша, Родин заинтересованно спросил:

— Ну, как прошел вечерок в «Золотой пуле?»

— В общем, без особых инцидентов. Пришлось, правда, выгнать нескольких перепивших мальчишек. Тут охрана Житомирского действовала профессионально.

— А что Владимир Венедиктович?

— Как обычно, хамил всем, спонсоров хвалил так, что я бы обиделся. В целом, как опытный телевизионный шоумен, сыграл свою роль — с приколами, анекдотами, призывами. Где надо — матерка подпускал для демократизма. Мне нравится, как он разговаривает с толпой, никогда не угадаешь, что он в следующий момент залепит. Я состыковался с одним генералом ФСБ, спросил его про Житомирского: дескать, ваш кадр? Он говорит, а хрен его знает, таких в перестройку мы немало запустили, но уцелели только самые талантливые. А фанов наших до небес превозносил, через тост за них предлагал пить. А что удивляться — им арбатовцы, ох как нужны! Что в столице, что по всей России. Выборы-то на подходе, вот он и Икрама Керимова в «Пулю» затащил.

Родин, наконец, слез с тренажера, вытер полотенцем пот с лица и груди. Сделав несколько глотков из бокала с томатным соком, расслабленно опустился в кожаное кресло.

— Любопытно! Вот чего не ожидал, того не ожидал. Ведь Житомирский утверждал, что Икрам где-то в Сибири.

— Заурядное вранье, так, на случай, если не придет. У этих ребят все продумано. И если угостишь меня томатным, я тебе такое скажу, закачаешься.

— Налей из холодильника, не тяни кота за хвост. Через пятнадцать минут завтрак, в девять начинаем тренировку. Ты иногда, Валентин, напоминаешь мне одну знакомую: казалось бы, договорились, а она до последнего момента раздумывает — давать или не давать.

— Ну, это ты, Иваныч, напрасно. На правах давнего кореша я попросил бы без неуместных аналогий. Так вот, в короткой беседе Керимов просил передать тебе свои искренние извинения, он так и подчеркнул, искренние, за тот пенальти, что они с Эльчибаевым заказали Лидскому.

— Что мне их извинения! — зло выкрикнул Родин, мгновенно вылетев из кресла. — Извинениями даже зад не вытрешь, а два очочка улетели. Мы их осенью недосчитаемся, блин. А подонок Лидский у меня еще попляшет! Эта парочка не сказала, сколько они ему баксов отвалили за такое судейство?

— Баксы действительно были, и не малые. Тут ты, Вячеслав Иванович, в точку попал. Я эту сучку, Оксану, что путается с Лидским, в тот же вечер насчет них расколол.

— Верно, ты сказал — сучка! — перебил его Родин. — Вечером, после матча, уже здесь, на базе, Димка Александров впал в настоящую депрессию. Еще бы, только он единолично не реализовал пяток голевых моментов, два раза попадал в штангу, раз — в перекладину. Ребята говорят, что накануне он всерьез повздорил с женой. Едва после ужина для снятия стресса выпил стакан пива, как сразу начал искать Оксану. На других у него не стоит. И как на грех, эта зеленоглазая стерва, словно сквозь землю провалилась. Оказывается, она вон, где была! Но досуг и юбки — это, же по твоей части, Валентин. А то, что получается — мы их одеваем, как топ-моделей, кладем высокие зарплаты, кормим, как в лучших ресторанах, а они ведут себя не как бабы, преданные клубу, а как вражеская пятая колонна.

Валентин, наказывать их надо. Ты знаешь, я недавно прочитал у писателя Сергея Довлатова, он из питерских, потом уехал в США, анекдот. Занятный сюжетец. У нападающего Ерофеева была блудливая жена по имени Жанна. Так вот доброжелатели ему частенько нашептывали, что она ему изменяет. И ревнивый муж-футболист избрал весьма оригинальный способ наказания. Он ставил свою Жанну в дверной проем, клал перед ней туго накачанный мяч и наносил штрафной удар. Чаще всего супруга падала без сознания…

Сакуленко улыбнулся:

— Вячеслав Иванович, такие жены нам не по карману. Опять же — «скорая», врачи, лекарства… На месте Ерофеева проще бы было лишить ее премиальных на месяц-другой. На женщин это действует куда эффективней, чем штрафные и даже пенальти.

— Давай, так и поступим. За нарушение режима и свидания с Лидским эта сука лишается премиальных на два месяца. Ей на пятьдесят процентов будет урезана зарплата. Бассейн, массаж и занятия фитнессом пусть теперь оплачивает из своего кармана.

— Да что, в конце концов, весь белый свет клином на Оксане сошелся? Что мы о девке какой-то говорим. У нас ведь не только потери, но и приобретения есть. Завтра ночью прибудет целый эшелон дармовой нефти из Уренгоя. Он прямиком пойдет в Рязань на нефтеперерабатывающий завод, чтобы не мозолить глаза московским ментам.

— Эшелон, говоришь? — Родин заметно повеселел. — Эшелон-эскадрон, как поет наш дружок, Олег Газманов. Осень на подходе, а по осени очки, что антоновку на Руси собирают.

— Да не волнуйся ты, Вячеслав, об очочках. За них я тоже сердцем болею и тревожусь. Так вот, вкупе с упомянутым эшелоном, Икрам железно пообещал нам два очка на финише сезона. Остается только взглянуть на календарь, наметить без спешки и нервотрепки, у кого их отобрать.

— Не нравится мне это, — одеваясь и шнуруя кроссовки, произнес Родин. — Когда приходится у разных говнюков одалживаться, а потом они тебя по плечу будут хлопать, дескать, ну, куда ты без нас. Лучше все-таки играть…по честному, — после паузы, сказал Родин. — Тут, что выиграл, все твое, никто себе не припишет. В мои, не такие уж давние времена, при том же Жукове, так и футболили.