– Мы ждём с визитом санитарную инспекцию?

Вета вздрогнула. Почему-то в тишине утра голос Тамерлана прозвучал слишком громко и неожиданно. Она отвернулась от залитого дождём окна, погода за которым отлично совпадала с её внутренним состоянием и, замерев в полупрофиль, заметила:

– Да вроде бы нет. А ты вообще о чём?

– О порядке в гардеробной.

Вета сглотнула, обхватила себя за предплечья ладонями, до боли вдавив пальцы в кожу чуть повыше локтей и, как будто у неё не было иного ответа, или как если бы он вообще не имел значения, бросила:

– Я думала, порядок тебя порадует.

Врать ему о своих мотивах было нелегко. А сказать правду – невозможно. Правда бы всё ускорила и окончательно отравила отведённое им время, ведь сука-правда заключалась в том, что Вета готовилась уйти. Уйти незаметно и тихо из его жизни. И от того, что было, но больше не могло быть. В этом смысле заранее упакованные вещи здорово облегчали жизнь. И упрощали отход по максимуму, сводя почти на нет долгие проводы за которыми неминуемо бы последовали пресловутые горькие слёзы. Хотя, конечно, слёз ей было не избежать, кого она обманывала? Тут хоть бы в них не утонуть вовсе.

– Это на тебя не похоже. Что с тобой происходит, расскажешь? – Там отставил чашку с остывшим кофе. Подошел к ней. – Ты такая грустная в последнее время…

– Во всём виновата погода. Кстати, что касается вещей. Я просто их рассортировала. Убрала летние, они не понадобятся.

– Да, похоже, уже нет.

В его руках было хорошо. И невыносимо в то же самое время. Не зная, как этого избежать, Вета бросила взгляд на часы и всплеснула руками:

– Ох ты ж чёрт. Если мы не поторопимся – опоздаем. Тебе что приготовить на завтрак? Хочешь тост? Или кашу? А может, яичницу?

– Я не голоден. – Там поцеловал Вету в лоб. – Бутерброда будет достаточно. Пойду гляну почту.

Виолетта вымученно улыбнулась. Кивнула и отвернулась к холодильнику прежде, чем Коган вышел, чтобы он, такой весь из себя проницательный, ни о чём не догадался. В холодильнике у них хранились только здоровые продукты. Так вышло, что они сходились во всём, даже в вопросах питания. И это было даже удивительно – зная человека столько лет, лишь теперь обнаружить, насколько же вы похожи. А ещё – очень горько… Потому как это вообще ни черта не меняло.

Сунув ломти хлеба в тостер, Вета достала сливочный сыр, кусок слабосолёной форели, а когда она уже было хотела взяться за её нарезку, в голове что-то щелкнуло! Сандалова с грохотом отбросила доску на стол и помчалась в спальню.

– Что-то случилось?

Там стоял, склонившись, над столом, на котором Вета бросила свой «макбук», и что-то листал в своём. Виолета перевела дух. На её ноуте была опущена крышка, поэтому Тамерлан вряд ли мог увидеть, что она искала, но сердце всё равно никак не желало успокаиваться. И стучало в груди, стучало, будто хотело из неё вырваться…

– Что? Нет… Я просто спросить. Подойдут ли бутерброды с сёмгой? Ветчины нет.

– Конечно. Там ещё микрозелень есть. Присыпь, а?

Вета улыбнулась. Кивнула, мол, хорошо. И ещё чуточку помедлив, вернулась в кухню. Она успокаивала себя тем, что Коган не мог забраться к ней в комп, пусть даже она, не подумав, оставила тот открытым на вкладке с поиском жилья. Во-первых, потому что он всегда уважал ее право на какие-то свои секреты. Во-вторых, потому как вряд ли бы успел замести следы к её приходу. А значит, можно было выдохнуть. Разборки откладывались на потом. На то «потом», о котором она не могла думать.

Они позавтракали, болтая о чём-то совершенно неважном. Перед тем, как разойтись, Там заметил:

– Я жду тебя на приём в три. Ты не забыла?

– Конечно, нет. Всю неделю мои администраторы только тем и занимались, что перезаписывали моих пациентов.

Голосу Веты недоставало возмущения. Там усмехнулся, потрепал её по волосам, и, резко встав, закончил:

– Ладно. Будь хорошей девочкой и не опаздывай. В следующий раз я позволю тебе самой назначить время приёма.

– Как будто в них есть хоть какой-то смысл, – заметила Вета неожиданно даже для себя и смутилась. Это замечание было явно лишним, потому как Коган тут же будто весь подобрался. И стал сверлить её тем самым своим я-всё-про-тебя-знаю взглядом.

– Поясни.

– Это правда необходимо? Ты сам не видишь, что происходит?

– Нет. А что происходит-то?

– Ничего, Кеша. В том-то и дело, что ни-че-го не происходит. Ай, ладно… Не бери в голову.

– Стой…

– Мы опаздываем.

– Я не задержу тебя надолго. Просто…

– Что?

– Ты же понимаешь, как я тебя люблю, правда? Ты же должна понимать, Вета…

Нет… Нет! Она не понимала. Он ведь никогда вот так прямо ей этого не говорил. А теперь, когда, казалось бы, и не надо, зачем-то ляпнул, проникая в и без того смертельную рану ядом. Приближая смерть. Вета всхлипнула.

– Детка…

– Я тоже тебя люблю. Все, что я делаю, я делаю от того, что тебя люблю… – призналась она, глотая слёзы. Там обхватил её щеки ладонями, коснулся своим лбом её, шепнул, обдавая жаром дыхания:

– А что ты делаешь?

– Всё… Всё!

«Я ухожу, я должна уйти, потому что тебя люблю» – рвалось из горла, но она молчала. Давая себе ещё немного времени. Совсем чуть-чуть. Каждый день себе обещая прекратить эту агонию, но продолжая её снова и снова.

Как-то они всё же друг от друга отлепились. Разъехались каждый по своим делам. Вете каким-то чудом удалось без приключений отработать. Улыбаясь и делая вид, что всё хорошо. А в ушах всё равно звучало гулким раскатистым эхом: «Ты же понимаешь, как я люблю тебя, правда? Люблю… Люблю. Люблю»… Она не имела права портить ему жизнь. Не имела… Надо было рубить. По живому, без анестезии, вот только был ещё маленький, совсем крохотный шанс – а вдруг он обрадует её на приёме чем-нибудь эдаким? К Таму она ехала, внутренне вся дрожа. Да и на осмотре никак не могла расслабиться. Вету била крупная дрожь, которая перекидывалась даже на кресло, в котором она лежала, беззащитно раздвинув ноги. Видя в каком она состоянии, Тамерлан даже отпустил медсестру.

– Ну, ты чего? Всё хорошо ведь.

– Что? Ну что – хорошо?!

– Всё. Со здоровьем у тебя всё хорошо.

– О, да к чёрту! Хватит… хватит меня утешать. Не надо.

Ветка вскочила. Начала одеваться. Там бесстрастно за этим всем наблюдал, откинувшись в кресле и сложив на груди руки.

– Закончила?

– Истерить?

– Одеваться!

Вета сделала глубокий, со всхлипом вдох.

– Как видишь.