— Никакой лестницы ведь не было, да? — я подняла взгляд к нахашу. — Пока ты не сказал о ней, её не существовало? — проговорив это, я сразу поняла, что несу чушь. Ведь здесь всё не настоящее. Просто кажется таким реальным...

— Конечно, мы её выдумали, — он опустился рядом, положил глефу в серую пыль и повернул ко мне жёлто-оранжевые глаза. От скудного света зрачки расширились и казались почти круглыми, как у человека. — Строго говоря, здесь ничего не с-с-существует. И одновременно очень даже существует. Ты, похоже, новенькая. Потому дам совет: когда прос-с-снёшься, напейся отвара полыни. И пей его каждый раз перед сном, тогда мозговые полипы к тебе не полезут, а если окуришься дымом, то и с остальными прощ-щ-ще общ-щ-щаться будет.

— Мозговые полипы? Эти ползучие куски желе?

— Да, да, эти самые, — с некоторой весёлостью кивнул нахаш и опёрся когтистой рукой о твёрдую почву, чуть откинувшись спиной назад и согнув ногу в колене. Поди вообще бы развалился, да места не располагали: серая пустошь, только низкие горы вдоль горизонта. — Если это желе заползёт тебе в голову, то пос-с-елится там, как дома.

Я невольно прыснула.

— Согласен, забавно звучит. Но результат будет с-с-совсем не весёлый. Лучше ис-с-спользовать зачарованную полынь, но сойдёт любая.

— Какие дивные сны мне сняться... — ладони приняли лицо в чашу, но стереть наваждение не получилось.

— Ага, и я тоже просто плод твоего сновидения, — в голосе рептилии прозвучала едкость. — Будешь? — мне протянули невесть откуда взявшуюся флягу.

Самую обычную: из лакированного дерева, с притёртой пробкой.

Выдернув её, я нюхнула содержимое. В нос ударил мощный спиртовой дух с непонятными колкими нотками. Я уже на собственном опыте убедилась, что обоняние и вкусовые ощущения здесь очень даже работают, так что отпила с опаской.

Единого глотка хватило, чтобы горло обожгло расплавленным свинцом, а голова превратилась в колокол, по которому хорошенько вдарили билом. Чудовищная жгучесть почти превратила меня в огнедышащего дракона, я хваталась за грудь, из глаз брызнули слёзы.

— Ох, ты ж... зараза... — скрючившись перечным стручком, я вернула отраву хозяину.

— Не проснулась, — выдохнул тот, а на лице появился оттенок усмешки, что в исполнении рептилии выглядело жутковато.

— Так ты опять пытаешься меня разбудить? — я возмущённо подняла на негодяя покрасневшие глаза. Тот спокойно отхлебнул из баклаги, да втиснул пробку на место.

Меня от одного вида передёрнуло. Сивуха оставила во рту горькое послевкусие и незатихающий пожар, а на лице — подобающую гримасу.

— Это какое-то ваше национальное пойло?

— Обыкновенная перцовка, — пожал нахаш плечами. — Хор-р-рошая, забористая.

Как бы сейчас пригодилась крынка молока... Собственно, а почему нет? Если получилось создать лестницу, то почему бы не выдумать и глиняный сосуд с белым наполнением? Да и фляга у змеелюда в руках возникла из ниоткуда, и теперь так же пропала.

Я зажмурилась и представила желанное, даже руки перед собой выставила, как бы ощупывая изгиб посудины. Силилась, тужилась, да так и не разродилась.

— Практики маловато, — прицокнул ящер. — Ну, пошли, что ли. Прогуляемся, раз ты упорно собираешься спать дальше. Вставай, крас-с-савица, сидеть на холодных камнях вредно, придатки застудишь.

— Ты же не собираешься сбросить меня с обрыва или разбудить ещё каким-нибудь интересным способом? — я поднялась вслед за вооружённым нахашем и отряхнулась.

— Нет, так точно не попытаюсь, — в усмешке рептилии блеснули конические кончики клыков. — Если не ус-с-спеешь проснуться и погибнешь, то в реальном мире у тебя сердце остановится, мозговое кровоизлияние пр-р-роизойдёт или ещё что. Короче, не выдержит твой мозг такого испуга, и ты помрёшь. Так что соблюдай осторожность, будто всё происходит наяву, ясно? Это второй тебе совет.

Нельзя сказать, что слова нахаша испугали меня. Ведь это просто сон. Всё, что говорят его персонажи — такая же часть спектакля, как и декорации вокруг. Серые, пустынные, унылые. И совсем непонятно, куда мы идём.

— Я Осса, — вспомнились мне правила вежливости.

— Совет номер три, — вздохнул змеелюд, — не называй своего имени посторонним скитальцам. Его можно ис-с-спользовать, чтобы призвать тебя. Мы же в пространстве мысли, здесь символизм имеет огромную силу. Ладно, фиг с ним, ты меня и так каким-то образом призываешь, хотя вроде не ведьма. Я Гхар.

Чудесное имя, как харчок. Интересно, откуда мой мозг его выкопал? Собственно, а как он сконструировал вкус этой гадкой перцовки, ведь я никогда её не пробовала. Об этом я нахаша и спросила.

— Так ведь я знаю, каким он долш-ш-шен быть. Сейчас я сплю, а в сумке у меня под головой лежит именно эта фляжка. Разумы скитальцев переплетаются, это же очевидно. Не пугайся, я не смогу прочесть твои мысли, если ты не позволишь, но мы касаемся друг друга так же, как это место касается нас всех.

— И что это за место? Страна грёз? Потусторонний мир?

— Можно назвать и так. В каком-то смысле.

— А если поточнее?

— Не нужна тебе такая точность, уж поверь. Просто знай, что сейчас ты уже не в своём кошмаре. Видела пелену, когда мы выбрались из подземелья?

— Ты про тёмную воздушную зыбь?

— Да, именно про неё. Попадая сюда, ты создаёшь вокруг себя некий кокон — плод твоего собственного мышления. Скорлупа, только совсем не прочная,