поблёскивающей слизистой. Из неё крючьями торчала россыпь роговых клыков. Эта воронка ходила ходуном, будто пытаясь засосать нас, несмотря на расстояние, а в центре зияла глотка с какой-то пакостью внутри, вроде клюва. Надеюсь, эта дрянь не выбрасывается вперёд, как хоботок той мушки.

— И такие монстры водятся на континенте? — я с ужасом перевела взгляд на ящера. Тот всё ещё притискивал меня, а я судорожно цеплялась пальцами за его хатан.

— Водятся, заразы, — с усмешкой подтвердил он. — Это пескоройка. В реальности они не могут ос-с-силить настолько твёрдую почву, но ведь во сне каждый мнит себя круче, чем на самом деле, так ведь? Ну, кроме меня — я исключение, — добавил он с ироничной бравадой.

— Пескоройка? — моя память с удивлением выдала совпадение. — Кажется, так называют мальков круглоротых, ну, миног.

— Так это и есть минога, просто здоровенная и в чешуе. Вон, прис-с-смотрись анфас к этому очаровательному ротику. Настоящие пескоройки живут в илис-с-стых отложениях, а эти пошли дальше, позаимствовали лёгкие у своего пращура Архудерана в дополнение к жабрам, научились выбираться на сушу, стали загребать чешуйками в прибрежных дюнах, да и плавники не потеряли. В общем, жизнь у них налажена. Смотри, какую харю отъела, тварюга. Прибить бы её, пока дрыхнет... Эх, ладно, в одиночку не осилю. Да и вряд ли она действительно такая огр-р-ромная. Наверняка просто воображает себя очень важной, у миног вообще самомнение страш-ш-шно раздутое.

Гхар острил, наверняка пытаясь подбодрить меня, но не выходило.

Под ногтями свербело от набившейся грязи, а руки мелко подрагивали. Они совсем закостенели на суконных складках нахашской одёжки. Меня всю начинало нехорошо колотить и знобить, будто вот-вот развалюсь на осколки, как нафантазированный змеелюдом каменный столб. Ветер гулял в такой вышине на правах хозяина, завывал чудовищным волком, так и не получившим добычи, а муслин совсем не грел, как и мысли в моей воспалённой кошмарами головушке.

— Мне нужно проснуться, я больше не могу...

— Так просыпайся, крас-с-савица.

— Я не знаю как... — шептали пересохшие губы. — Ничего не понимаю... Это же всё просто сон. Этот червяк не настоящий. Эти скалы — не настоящие. И ты тоже — не настоящий.

— О, смотрю, истерика-то совсем близко, — нахаш с лёгкой усмешкой покачал головой, а его коготь скользнул по моей щеке. — Человеческие женщины такие с-с-слабонервные.

— Что ты делаешь? — возмутилась я, когда он подхватил меня под бедро и прижал к неровной поверхности скалы.

На миг янтарные глаза заволокли створки третьего века.

— Это же просто сон, — два когтя сомкнулись на завязке пеньюара, — а значит, всё можно, так ведь? Здесь всё не нас-с-стоящее, и я тоже.

Бантик распустился, и я внезапно поняла, что под муслином больше нет ночной сорочки. Рот нахаша приоткрылся, но дыхание не было противным, просто тёплым. В груди заколотился сгусток страха и совсем иного волнения; я заметила острые зубы, но он не собирался вгрызаться ими в мою плоть.

Показался длинный влажный язык: мясистый и совершенно не раздвоенный.

Его кончик скользнул по моему соску.

Глава 15

Нужно проснуться... немедленно проснуться...

Сильная когтистая лапища сжала мою ягодицу. Нахаш вдвинулся между раздвинутых ног теснее, а язык продолжал облизывать сперва одну грудь, потом вторую. Гибкий и толстый, он обвивал их как змея, высиживающая яйца.

Только влажно и... сладко.

Я не поверила своему телу, но меня бросило в жар. Пальцы впивались в одежду Гхара, но настоящего сопротивления я не оказала, просто что-то невнятно шептала и перекатывала голову отрицательным жестом. Наверняка щёки горели, как и губы. Только ведь он всё равно не сможет их целовать: ему просто нечем; эта кайма из чешуек вокруг рта похожа на губы, но мягкости и нужной подвижности не имеет.

Пресветлая Дея, да о чём же это я думаю? Меня вроде как собираются изнасиловать, причём самым богопротивным образом, а мне нравится...

Но ведь это действительно только сон... Так почему нет?

Возможно, во мне говорила неудовлетворённости после отказа Мейнарда. Возможно, просто хотелось погулять напоследок перед свадьбой... хотя бы в мечтах.

Ящер лобызал и тискал обнажённую плоть, чуть прихватывал напрягшиеся вишенки той самой жёсткой каёмкой, но не касался клыками. Если бы он открыл пасть — пусть уж будет это слово — пошире, то вполне смог бы захватить мягкую округлость целиком да откусить. Но я не ощущала угрозы от этого хищника, хотя определённо стала его жертвой.

Язык оставил влажную дорожку на шее, зацепил щёку.

Моё дыхание участилось, веки сомкнулись, а голова откинулась на твёрдые камни.

Пришла мысль, что ведь прямо сейчас я лежу на мягких перинах в особняке своего жениха. И мне вроде как снится не кошмар, а эротический сон. Что если я начну стонать во сне? Услышат ли меня слуги? Позовут ли хозяина? А что если за моей спальней наблюдают колдуны с помощью волшебных приблуд? Они будут смотреть на моё изнемогающее среди подушек тело... и потом доложат герцогу.

Да и наплевать, пускай докладывают...

Внезапно за веками стало светлее, вместо жёстких камней затылок утонул в мягкости перин, да и само положение в пространстве переменилось: только что меня прижимали к стене, а теперь я лежала на спине и чувствовала рассыпавшиеся вокруг локоны вместо той мочалки, в которую успела превратиться моя причёска после купания.