раскрытую ладонь; у Беатрис заныл живот.

Это было серебряное ожерелье с гравировкой в виде роз и шипов. Мать перевернула его, показывая отпечатанные внутри символы – защитные знаки, которые запирают магию.

Отец подарит этот амулет жениху Беатрис, когда они подпишут брачные соглашения. Во время церемонии, когда она перейдет от отца к мужу, тот наденет украшение на шею Беатрис. От одного взгляда на изящную безделушку ей становилось не по себе.

– Твой отец доплатил, чтобы символы выгравировали на внутренней стороне. – Мать покрутила вещицу в руках, и та сверкнула на солнце. – Полагаю, он хотел, чтобы ожерелье было красивым.

Оно было отвратительно. Ужасно! Беатрис невыносимо было на него смотреть.

– Убери его, мама. Я не хочу видеть это до свадьбы.

– Я не учила своих дочерей отворачиваться от горьких истин, – сказала мама. – Собственное ожерелье я не видела до церемонии. И поклялась, что не оставлю своих девочек в неведении касательно того, что определит их будущее.

– Мама…

Но та продолжала таким же спокойным тоном, каким, бывало, обучала Беатрис.

– Это магический предмет. Он сделан из сплава серебра и антинара. Секрет его изготовления запрещено открывать женщинам, но только маг может выковать этот металл. Тысячи лет эти ожерелья обеспечивали безопасность наших детей в теле матери.

Она будет надевать его лишь иногда. Только когда будет носить дитя. Только тогда.

– Я понимаю, – сказала Беатрис.

– Нет, не понимаешь, – возразила мать и поднесла к ее шее ожерелье. – Надень его.

Беатрис уставилась на украшение так, будто оно ее задушит.

– Ты не можешь меня заставить, – пробормотала она. – Это для церемонии.

– Знаю, – ответила мать. – Так выходила замуж я. Так выходят все женщины – они не понимают, что такое ожерелье, пока не станут женами.

– Это к несчастью.

– Так говорят. Подними подбородок, Беатрис.

– Но…

От прикосновения прохладного серебра и чего-то еще к шее у Беатрис на затылке поднялись волосы, она едва не задохнулась. Беатрис попыталась вырваться, но мать была слишком быстра. Застежка защелкнулась.

Все потускнело. Цвета стерлись. Звуки приглушились, послышалось шипение, но оно шло изнутри ее головы, а не снаружи. Мир стал серым, будто зрение застлала пелена. Должно быть, она больна. Завтрак вот-вот выплеснется из нее и испачкает платье и ковер ручного плетения у Беатрис под ногами. Но и в животе были те же притупившиеся ощущения, словно вытекло что-то жизненно важное.

– Сними это, – прошептала Беатрис. – Мама, пожалуйста.

– Генри Клейборн был самым красивым мужчиной в наших краях. Он знал стихи наизусть и читал их мне. Он вскружил мне голову книгами и романтическими поступками… Я даже не задумывалась о том, будет ли он меня уважать. Я не догадывалась, что красота увядает, и чтобы быть очаровательным, нужно как следует постараться.

Беатрис посмотрела на мать.

– Ты его разлюбила?

– Дело не в том, что я его разлюбила. Дело в том, что я начала на него обижаться.

Из шкатулки с атласной подкладкой она достала ключ. Обхватила руками шею дочери, защелка открылась, ожерелье соскользнуло и упало Беатрис на колени.

Тут же вернулись цвет, свет и звук. Беатрис зажала рукой рот. Мать взяла ключ и ожерелье и снова убрала в шкатулку, плотно закрыв крышку.

– Теперь тебе известно то, чего не знала я, – сказала мать.

– Это ужасно, – откликнулась Беатрис. – Ужасно. О, мама… как ты можешь это выносить? Как…

– Я помню, каков мир без ожерелья, – ответила мама. – Я думала, что Генри озарит мою жизнь. Что я буду просто надежным убежищем для тебя и Гарриет. И не знала, какую придется заплатить цену, пока не стало слишком поздно.

Беатрис схватилась рукой за горло. У нее не получалось как следует вдохнуть.

– К этому привыкаешь, – сказала мама. – И я не променяю ни тебя, ни Гарриет ни на что на свете. Даже на магию. Ты родилась, и лишь потом я поняла, какова была цена, и порадовалась этому. Но я не могу позволить тебе выйти замуж в неведении.

– Я не сумею. – Она этого не вынесет. А если попытается – от отчаяния лишится рассудка.

– Ты сильная, Беатрис. Твоих сил хватит узнать правду. Их хватит, чтобы все преодолеть. Я видела, как вчера ты танцевала весь вечер, но ни с кем твои глаза так не сияли, как с Ианте Лаваном. Никто не волнует тебя так, как он. А как он смотрит на тебя – если уж выходить замуж, моя дорогая, то лучше за него, иначе будешь мечтать о нем до скончания дней.

– Тогда зачем ты показала мне это? Зачем, мама?

– Чтобы ты понимала, чем придется заплатить. И вошла в храм с широко открытыми глазами. Тогда защитное ожерелье не обманет тебя так, как это случилось со мной.

Чтобы она могла знать, какова цена. Но мама сказала «если уж выходить замуж» – неужели она знает? Знает, что задумала Беатрис?

– Мама… – Беатрис взяла ее за руку. – Ты хочешь, чтобы я вышла замуж?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответила мать. – Чтобы ты выбрала счастье для себя.

– Я не знаю, что это, – прошептала Беатрис. – Матушка, по книгам, которые ты мне дала, я научилась читать гримуары. Магия чудесна. Как можно от нее отказаться?

– Я не знала, что от нее отказываюсь, – сказала мама.

– Ожерелье ужасно. Ужасно. Как ты это терпишь? Почему не заберешь у отца ключ, не снимешь его и не убежишь отсюда подальше?

– Тогда я потеряю тебя и Гарриет. Я этого не вынесу.

– Но почему… почему ты не испытываешь к нему ненависти?

Мать коснулась серебряного украшения у себя на шее.

– Испытываю… Мне омерзительна мысль, что оно необходимо. Но ожерелье подарило мне дочерей… Ох, слышишь – кажется, экипаж подъезжает, – сказала она. – Лучше поторопись.

Мать взяла деревянную шкатулку с атласной подкладкой и вышла в соседнюю комнату, а Беатрис помчалась вниз по лестнице, отчаянно мечтая сбежать.

У крыльца ее ждал Ианте Лаван в ярком, словно солнце, оранжевом костюме; жилет и сюртук были расшиты шафраново-желтым шелком. Он повел Беатрис к изящному лакированному ландо цвета слоновой кости с золотом, и лицо его светилось от улыбки.

– Приношу глубочайшие извинения за опоздание.

– Вас задержали? – спросила Беатрис.

Исбета устроилась на обращенном вперед сиденье, локтем она оперлась на борт ландо, ноги вытянула и с совершенно непринужденным видом скрестила скрытые под пеной нижних юбок лодыжки. Она была в оранжевом платье с оборками, взгляд притягивал корсаж с рядом пышных шафрановых бантов, поднимавшихся до лифа, едва прикрытого тонким фишю.

Возле нее лежала книга в кожаном переплете, на тисненой обложке которой красовалась монограмма К. Дж. Э.

Беатрис оторвала взгляд от книги и ахнула от восторга.

– Какие у тебя перчатки и шляпа! Как искусно сделано!

Ее перчатки и шляпка оттенка слоновой кости были украшены затейливой вышивкой в виде виноградных лоз и цветов.

– В Лландрасе так модно, – сказала Исбета. – И обувь тоже. Видишь?

Приподняв ножку, она продемонстрировала туфли из кожи такого же цвета и расшитые тем же узором. Беатрис