– Удобства?.. – отозвалась она словно эхо. – Если бы ты считал брак удобным для себя, женился бы уже раз десять!

Он лишь рассмеялся в ответ – рассмеялся глубоким звучным смехом, от которого в животе у нее уже привычно забили крыльями сотни мотыльков.

– Знаешь, бонни, что мне в тебе нравится?

– Я уже просила не называть меня…

– Ты всегда говоришь то, что думаешь. Тебе не важно, что подумаю я. Кроме того, ты честна и не боишься собственной силы. А еще ты умнее большинства женщин, хотя… Стыдно признаться, но поначалу я этого не понял.

Саманта не смогла ответить. Пораженная внезапным и острым наслаждением от этого комплимента, она молчала. Честна? Господи, знал бы он, насколько заблуждается! Если бы Торн хоть отдаленно заподозрил, как ошибается в своих оценках… Нет, она не честна. Да и особенно разумной ее не назовешь. И о какой «силе» речь? Во всяком случае – теперь, когда нога ее вышла из строя…

И тут же, к собственному изумлению, Саманта сообразила: а ведь ей вовсе не безразлично, что он о ней думал… Но в этом она не признается ни одной живой душе. Особенно – ему самому!

– Чтобы сохранить Эррадейл, милая, ты должна остаться здесь, – продолжал Гэвин. – И думается мне, что возвращение в Америку, где ждут эти братья Мастерсы, для тебя не вариант.

– В Эррадейле, как видно, я тоже не в безопасности. – Она вздохнула.

– Но будешь в безопасности в Инверторне, – с уверенностью продолжал Торн. – Ты станешь моей женой, графиней Торн. А стены Инверторна выдержали немало осад и штурмов во время битв с англичанами. Нескольких мерзавцев из Америки они и подавно остановят!

Саманта промолчала. Она судорожно подыскивала причины для отказа. Разумеется, такие, о которых можно говорить.

Ах, а ведь она – вовсе не Элисон Росс. И Эррадейл ей не принадлежит. Элисон дала ей убежище, и она, Саманта, не вправе ее предать. А еще… Всего месяц назад она была женой Беннета Мастерса. И носит ребенка этого убийцы.

– Я не могу выйти за Маккензи, – не очень-то уверенно пробормотала она наконец. – Я дала клятву.

– Бонни, подумай вот о чем… Если ты выйдешь за меня, то вовсе не отдашь Эррадейл Маккензи – ведь я перестану быть Маккензи, и очень скоро! Я уже не раз тебе об этом говорил.

Верно, не раз говорил. Но впервые она всерьез об этом задумалась.

– А кроме того, если хочешь знать правду, вся эта кровная вражда слишком уж мелодраматична. Я не Монтекки, а ты не Капулетти. Оба мы – всего лишь жертвы обстоятельств своего появления на свет. Подумай об этом, милая. Неужели объединение наших семей не принесет больше добра, чем зла? Лучше прекратить эту вражду, а не передавать ее в наследство будущим поколениям.

«То, что мне принадлежит, я буду защищать ценою жизни». Это обещание эхом звучало у нее в ушах – звучало громче пронзительного крика орлана над пустынными равнинами Вайоминга.

Саманта машинально положила руку на живот, все еще плоский и мускулистый от многих лет тяжелой работы.

Пять недель назад – без малого шесть – она села на тот проклятый поезд. Пять недель назад в последний раз легла с мужем. И задержка – уже почти три недели.

А что если… если во всем признаться? Может, сказать ему, что она – не Элисон Росс, а Саманта Мастерс, которая, скорее всего, носит ребенка своего покойного мужа? А заодно добавить: мужа, мол, больше нет, потому что я всадила ему пулю промеж глаз и стала вдовой?

Захочет ли он и тогда ее защищать? Ох, вряд ли.

А очередные наемники Бойда и Брэдли – пощадят ли они ее, узнав, что она, возможно, беременна племянником или племянницей Мастерсов?

Точно нет.

– Брак по расчету определенно выгоднее земельных контрактов на десятки и сотни лет, – рассудительно продолжал граф Торн. Чересчур рассудительно для человека, который бесстыдно валялся с ней рядом во всей своей ослепительной наготе! – Подумай об этом, милая. Я ведь все равно не отступлю. Сдайся сейчас – и сэкономишь много времени и сил нам обоим. Право, не вижу для тебя иного выбора. Особенно сейчас, когда дом твой сожжен дотла, скот разбежался, по поместью бродят твои враги, а впереди – заседание судейской коллегии…

Здесь он умолк, но продолжение Саманте и не требовалось. Она мысленно докончила сама. Все документы, подтверждавшие права Элисон Росс на Эррадейл, превратились в пепел вместе с домом. А еще – раненая нога, из-за которой придется не меньше месяца провести в постели… И ребенок, которому нужна забота и защита.

Господи боже! Неужели она всерьез обдумывает это наглое, нелепое, немыслимое предложение? Не слишком ли много ей дали опиума?

– Клянусь тебе, милая, – добавил граф со все той же обворожительной улыбкой, – я буду очень добрым и иногда даже верным мужем.

– Иногда? – словно эхо, повторила она.

– Ты ведь уже знаешь, что я не святой. Да и ты, по собственному твоему признанию, тоже не святая. Так что не вижу причин для твоего отказа.

– Ты хочешь сказать, что… не ждешь от меня верности? – осторожно спросила Саманта.

– Совершенно верно, – спокойно ответил Гэвин. И тут же добавил: – Хотя, пожалуй, с любовниками тебе стоит подождать, пока мы не исполним семейный долг. Роду Сент-Джеймс нужен наследник, иначе и Инверторн, и Эррадейл после моей кончины отойдут моему племяннику Эндрю, сыну Лиама – то есть достанутся лэрду Маккензи, чего мы с тобой оба хотим избежать.

«Может быть, такой брак – не самое страшное», – думала Саманта, машинально сжав в кулак лежавшую на животе руку.

– Так что скажешь, милая? Может, нам отложить разногласия и переписать конец «Ромео и Джульетты»?

– Ты – определенно не Ромео, сгорающий от любви и обещающий мне луну с неба, – пробормотала Саманта.

– Да, верно. А ты – не невинная дева Джульетта, – парировал граф. – Да и в луне нашей дыр больше, чем в швейцарском сыре – не иначе, она служила тебе мишенью!

Саманта невольно улыбнулась.

– Я просто… просто не могу представить себя графиней! – хихикнув, призналась она.

– Я тоже, бонни. Но тем веселее!

Глаза его блестели весельем, губы изогнулись – вот-вот снова на щеках появятся ямочки! Сейчас он выглядел совсем молодым и невозможно красивым.

Это же просто нечестно! Как мыслить здраво, когда рядом такой мужчина?

– А что… что вообще делают графини? – вырвалось у нее.

– Все, что пожелают. Единственная их обязанность – давать жизнь новому поколению графов, – с улыбкой ответил Торн.

Саманта невольно нахмурилась.

– Такого быть не может, – пробормотала она. – Разве жена не принадлежит мужу? Разве не обязана повиноваться ему? И откуда ей брать деньги, чтобы делать все, что она пожелает, если все состояние у мужа? Вряд ли в Англии это устроено иначе, чем в Америке.