– Ну… Да, пожалуй, – признал Гэвин. – Но в благородных семействах принято, что жена пользуется определенной свободой, в том числе – свободно распоряжается своим приданым.

– Но… у меня нет приданого.

– Верно, но ведь я не нищий. И рассчитываю весьма увеличить свое состояние с помощью Эррадейла, который принесет мне наш брак. Это и будет твое приданое, бонни – ежегодный доход от Эррадейла. Кроме того, есть обычай: после того как жена подарит мужу наследника, следует дарить ей в полную собственность значительную сумму. Так что ты сможешь делать все, что захочешь. Путешествовать по свету, покупать все, что тебе приглянется. Если тебе не понравится Инверторн, сможешь снять себе дом и жить там. – Лицо его вдруг сделалось очень серьезным. – Как только исполнишь свой долг, милая, станешь совершенно свободной. И будешь под моей защитой с той самой минуты, как мы обменяемся брачными клятвами. И до конца жизни!

Тяжело дыша, словно пробежала целую милю, Саманта зажмурилась – не хотела, чтобы неправдоподобная красота графа Торна влияла на ее решение. Но, очевидно, слишком долго она смотрела на него широко раскрытыми глазами, поэтому сейчас, даже когда она зажмурилась, видела его лицо.

Да что это с ней? Неужели она всерьез обдумывает это… это безумие, горячечный бред?

И не просто обдумывает. В сущности, видит лишь одно препятствие. То есть Элисон. Настоящую Элисон Росс. Но та ведь написала в своем письме, что она, Саманта, может оставаться в Эррадейле столько, сколько пожелает. И может делать с поместьем все, что захочет. Сама же Элисон никогда сюда не вернется. Более того, она готова была даже продать Саманте Эррадейл, как только он начнет приносить доход.

«Я не хочу возвращаться в Эррадейл. Поступай с ним, как знаешь», – вот ее точные слова. Единственное условие – им не должен завладеть Маккензи.

Множество вариантов проносилось сейчас у нее в голове так отчетливо и ясно, словно сама Элисон шептала их ей на ухо.

Останься у Саманты хоть немного денег из тех, которыми ссудила ее Элисон, она могла бы бежать. Мир велик и обширен, так неужто не найдется места, где Бойд и Брэдли ее не найдут?

Но сможет ли американка приметной внешности – высокая и тонкая, словно одинокая тростинка посреди цветочного луга, – затеряться в толпе?

«Теперь это не важно, – напомнила она себе. – Денег-то все равно нет.

Все, что у нее осталось, – фальшивое имя, раненая нога и ребенок, которому нужна защита. И еще – выбор. Пугающий выбор, который, возможно, окончится полной катастрофой.

Но что если она действительно выйдет за Гэвина, а Элисон вдруг передумает и вернется? Что если Бойд и Брэдли узнают, что она выжила, и явятся за ней сами? Тогда обман раскроется…

И тогда – отправит ли их Гэвин к дьяволу в лапы, как страстно клялся ей несколько минут назад?

Оба сценария маловероятны, но… все-таки возможны. Сумма награбленного Бойдом и Брэдли ей известна: она довольно велика, однако долго вести вендетту через океан на эти деньги не удастся. Особенно в том случае, если одновременно приходится прятаться от закона. Ведь братья Мастерсы – разыскиваемые преступники, их имена и описания внешности теперь распространены по всем портам и железнодорожным станциям.

А Элисон, должно быть, уже счастлива замужем.

Что сказала бы милая, добрая Элисон, узнай она о последних бедствиях Саманты? Что решила бы, узнав, что женщина, спасшая ей жизнь, теперь беременна и в смертельной опасности? И что она сказала бы, если бы узнала, что Гэвин не хочет быть Маккензи и что он ненавидит своего отца?

Саманта много лгала в своей жизни. На ее совести немало бесчестных дел. Но готова ли она обмануть мужчину, выдав чужого ребенка за его собственного… ради годового дохода и ради безопасности? Еще совсем недавно она ответила бы: нет, никогда!

Но сейчас речь уже не о «безопасности». Речь о самой жизни. И если случится худшее и Гэвин все узнает, то по крайней мере, у нее будут при себе деньги, чтобы сбежать. И она не разобьет ему сердце – ведь у него останется то, что он хочет. Останется Эррадейл.

Его теплое дыхание щекотало ее висок; и он продолжал ворковать ей на ухо:

– Только не говори, бонни, что мое предложение тебя не соблазняет, что тебя не соблазняю я…

Она попыталась возразить, но он приложил длинный изящный палец к ее губам.

– Тот поцелуй в лесу доказывает, что мы с тобой прекрасно друг другу подходим. По крайней мере, в постели. И я намерен всецело сосредоточиться на своих супружеских обязанностях. Я не дам тебе уснуть, пока ты, обессилев от наслаждения, не запросишь пощады. Буду наполнять тебя снова и снова. И не пройдет и недели, как ты забеременеешь. Я…

– Хорошо! – вскричала она – лишь для того, чтобы остановить этот поток искушений, от которого внутри все сладко сжималось, а бедра сами собой раздвигались, тревожа больную ногу. – Я выйду за тебя замуж. Только… годовой доход вперед!

– Договорились, – без колебаний ответил он, и глаза его вспыхнули.

– И еще… – продолжала она. – Если ты согласен, то со свадьбой покончим как можно быстрее. Например, завтра.

Губы его изогнулись в поистине дьявольской ухмылке.

– Знай я, что для успеха переговоров нужно затащить тебя в постель – прямо бы с этого и начал!

– Я вовсе не… дело не в этом… то есть… я просто хотела тебя заткнуть!

«На самом деле, – напомнила себе Саманта, – спешить надо вовсе не потому, что я хочу поскорее с ним переспать. Есть неотложная необходимость…»

– Как пожелаешь, бонни. Вижу, тебе не терпится. Что ж, и я тоже тянуть не собираюсь!

– Не льсти себе! – отрезала она. – Я спешу вовсе не потому, что ты мне так понравился. Спешу только потому, что жизнь в Инверторне, под одной крышей с тобой, пока мы не женаты, погубит мою репутацию!

Он смерил ее скептическим взглядом.

– Милая, по-моему, ты не из тех, кто сильно беспокоится о своей репутации!

И здесь он ее поймал.

– Ну… да, конечно. Но… что подумает твоя мать?

– Вот это, кстати, важный вопрос, – нахмурился Гэвин.

– Не говоря уж о Каллуме, и Локрине, и… Кэлибриде!

Мысль о раненом друге пронзила ее внезапным стыдом: ведь до сих пор она о нем и не вспоминала! Еще одна ошибка, еще один укол совести.

– Не беспокойся, милая. С Кэлибридом все хорошо, он сейчас отдыхает, – успокоил ее Гэвин. – Имон чаще лечит животных, но если приходится, то может и человека заштопать.

Саманта с облегчением откинулась на подушку. Глаза ее отяжелели и закрывались сами собой – от изнеможения, от облегчения, от тяжести принятого решения. Мысли, еще недавно бегущие вскачь, теперь потекли медленно, словно пробиваясь сквозь толщу ила.

– Тебе надо поспать, бонни. – И он накрыл ее губы своими в удивительно нежном, почти целомудренном поцелуе. – Спи, а я все приготовлю. Думаю, выправить документы мы сумеем за несколько дней.