было спящих – лишь те, кто случайно забрел сюда и уснул. Виал надеялся, что найдет Эгрегия в доме. Может, не одного, но со спутником надо побеседовать. А потом узнать у Хенельги насчет этих странных изображений.

Даже с гудящей головой Виал не забывал о том, что утаил от резчиков. Возможно, не стоило скрывать эту пластинку.

Виал вдруг остановился и побледнел. Ведь вещей нет. Пластинка была в одежде, куда она подевалась? Как, впрочем, и вся одежда.

Оглядевшись, Виал не увидел ничего. Он чуть успокоился, заметив у входа в хижину свой вещмешок. Но одежды не было, как не было пластинки в ней.

– Проклятие, – сквозь зубы прошептал Виал.

Почему-то он не хотел показывать это изображение резчикам. Ведь там был не только он, но и варвары. Они могут расценить это изображение… да как угодно! И радость сменится ненавистью, питаемой ужасом.

Виал помнил, что в доме осталось несколько вещей. Что-то надевал Эгрегий, какие-то грязные тряпки. Возможно, удастся найти чистую тунику. Солнце больно давит на плечи, хотелось прикрыть кожу от жарких поглаживаний.

Одернув кожаную занавесь, Виал прошел внутрь.

Здесь было сумрачно, глаза не успели привыкнуть к темноте. На ложе кто-то сидел, он был один.

– Эгрегий! Хорошо, что ты здесь.

– Прости, гость, но ты ошибаешься, – голос принадлежал другому человеку.

Виал прищурился, гость – или хозяин – дал вошедшему время. Зрение восстановилось, Виал смог увидеть, кто почтил его.

– Ты человек? – спросил Виал с сомнением.

Из всех жителей этот варвар оставался трезвым, в здравом уме. Ночь никак не отразилась на нем. Светлый лик был все так же чист, золотистые волосы блестели, кудри обрамляли голову подобно царскому венцу.

– Тот же вопрос могу задать тебе, – ответил «царь».

Это был тот самый юноша, так похожий на светоносного бога, почитаемого в Гирции. Виал сглотнул, не часто удается поговорить со столь значительными… людьми?

– Я чужестранец, торговец и пират, вы знаете меня, – ответил Виал, – ваш собрат, Карник знает меня.

Царь кивнул.

– Но кто ты такой, я не знаю, – навклер подошел к юноше.

Рост, сложение, все выдавало в нем иноземную кровь. Лишь бледность кожи и холодность взгляда достались в наследство от резчиков.

– Ты правильно помыслил, сочтя меня царем, – ответил он.

– А имя? Уж прости, но у меня на родине не принято кланяться царям.

– Царь, это лишь термин из твоего языка, более близкого понятия мне не отыскать. А имя? Имя простое, Луцидий.

– Оно что-то означает? – вдруг спросил Виал. – Словно из наших.

– А твое имя, Косс Виал, что означает? Не торговец, не пират.

– Косс, это старое слово из масирского языка. Что-то вроде «сына». Теперь это обычный преномен, коим награждают детей мужского пола. А родовое имя заморского происхождения… разве тебе интересно это?

Луцидий кивнул, сделал жест рукой: продолжай.

– Как хочешь. Родовое имя можно перевести, только примерно, как «хромой». Забавно, не так ли. Потому-то мои предки и я сам стали моряками. На палубе хромота не мешает, особенно, если ты гребец или кормчий.

– Разве ты хромаешь?

– Ты спросил, а я ответил. Думаешь, имя предопределяет судьбу.

Виал поймал себя на мысли, что головная боль прошла. Ломоты в костях как не бывало! Вот удивительно. Иначе бы он не стал болтать с варваром о таком.

Луцидий кивнул, поднялся.

Его движения были удивительно плавными, но полными сил. И это после целой ночи бдения. Виал не сомневался, что этот человек сегодня не спал. Без конского объема спиртного уснуть невозможно, все поселение танцевало, пело и развлекалось.

Расположившись возле потухшего очага, Луцидий пригласил Виала присесть рядом. Он распоряжался здесь как хозяин, хотя Виал никогда не замечал, чтобы резчики как-то выделяли свою или чужую собственность. У них все общее, делить нечего.

Возможно, их имущество, их жизни принадлежат этому человеку.

Даже в темноте видно, насколько красив Луцидий. Рожденный, чтобы быть царем. Даже граждане Гирции согласились бы сделать его своим правителем. Может быть, назвали это как-нибудь иначе, но сделали бы его владыкой.

Виал помотал головой, расположился сбоку от царя. Украдкой он разглядывал этого человека, дивясь белизне его кожи, светлым локонам и лучистому лицу. Разве что в глазах затаилась тень печали. У обычного человека заметить эту нотку грусти не удалось бы, но такая мелочь заметна у Луцидия. Скромная набедренная повязка только подчеркивала красоту тела. Как пастух царского рода из древних историй.

– Я желал поговорить с тобой, но не об именах. Не сомневаюсь, ты догадываешься, о чем мы будем беседовать?

– О Карнике?

На самом деле Виал понятия не имел, чего хочет варвар.

При всей своей красоте и силе он все равно остается варваром. Об этом нельзя забывать, не ставить его на одну ступеньку с собой. Это гирцийцы рождены, чтобы править миром, а этот парень только в поселении будет владыкой.

– О Карнике – тоже, – кивнул царь. – Но для начала, хочу спросить тебя об этом.

Он вынул из кошеля украденную Виалом пластину. Торговец выдохнул через нос, получилось так громко, что не оставалось сомнений в его вине.

– Ну-у, мне понравились изображения.

– Изображения сами по себе или те, кто изображен здесь.

Вопрос явно с подвохом. Виал гордился умением заболтать противника, но сейчас почувствовал, что лишился этого навыка.

Куда подевались все софистические приемы, коим он обучился в школе? Их просто нет, смыло, как при наводнении.

– Лица мне показались знакомыми.

– Да, лица у этих людей удивительны. Даже чуднее, чем носимые ими одежды. А ведь согласись, это странные одеяния.

Виал кивнул.

– Однако, люди здесь примечательны. Ведь в людях всегда дело.

– Точно.

– Узнал себя, Карника, своего спутника и даже мою девочку, Хенельгу.

Не вопрос, а констатация факта.

– Она твоя дочь? – Виал удивился.

– Все они мои дети, ты же сам прозвал меня царем. Возьми.

Он протянул пластинку. Виал нехотя взял ее,