прежде всего для того, чтобы заявить притязания на максимальное расширение полномочий преследователей еретиков в вопросе богохульства. Усиление внимания к богохульству со стороны инквизиции в Испании в специальной литературе иногда трактуется как естественная мера по созданию рабочих мест для учреждения, которому угрожала опасность нехватки еретиков[475]. Множество, если не большинство, высказываний могли быть потенциально еретическими, и даже возможный остаток «простого» богохульства отнюдь не был полностью исключен из трибуналов инквизиции. Это послужило основанием для усиления инквизиторских преследований за богохульство в XVI веке (см. главу 11). Дело осложнялось еще и тем, что около 1500 года защитники старой веры все чаще сталкивались с вызовом со стороны других религиозных течений. Не следует ли понимать некоторые богохульства в Испании как признаки подозрительных криптоиудейских настроений среди насильно крещенных евреев? И были ли хулы на Богородицу или святых в Северной Италии вызваны лишь разочарованием в молитвах, оказавшихся неудачными, или же это было свидетельством протестантского религиозного настроя?[476] С утратой религиозного единства в Европе, которое до тех пор в основном сохранялось, несмотря на противостояние с иудеями и мусульманами и вызовы со стороны ересей, проблема богохульства к началу Нового времени приобрела новый масштаб.

Раннее Новое время: богохульство в религиозной полемике

Дисциплинировать «своих»

Мы привыкли выделять поворотные исторические точки на рубеже от Средневековья к современности: Иоганн Гутенберг создал печатный станок в Майнце около 1450 года; в 1492 году Колумб искал морской путь в Индию и открыл для Старого Света новый континент; а с 1517 года тезисы Мартина Лютера об индульгенциях положили начало палитре христианских вероисповеданий. Поэтому кажется вполне логичным, что именно этот момент нередко провозглашается поворотным пунктом в истории богохульства, например, говорится, что протестантизм «заново открыл» богохульство[477]. Такие утверждения нуждаются в корректировке. Период XVI и начала XVII веков, несомненно, во многом стал кульминацией «классического века богохульства», но не потому, что появились его совершенно новые формы, а потому, что развитие событий, наблюдавшееся с XIII века, достигло апогея. Это произошло при изменившихся обстоятельствах, и именно здесь вступили в игру все три фактора, упомянутые вначале. Тот факт, что борьба с богохульством теперь велась и в Новом Свете, вероятно, в краткосрочной перспективе привел к наименее радикальным последствиям. Более важным представляется, что теперь существовал широкий спектр новой печатной продукции, а это чрезвычайно расширило борьбу с богохульством и поставило ее на новую медийную основу. Конечно, то, что распространялось в печати, было в основном теми же богословскими дискуссиями и историями с примерами, которые записывались на протяжении веков. Однако прежде всего религиозное разделение создало новый контекст для понимания богохульства, как в отношениях между вероисповеданиями, так и внутри соответствующих лагерей. С одной стороны, существование нескольких конфессий, каждая из которых претендовала на абсолютную истину, увеличивало потенциал для конфликта; он разряжался во взаимном злословии и взаимных обвинениях в богохульстве. С другой стороны, каждое вероисповедание считало себя обязанным интенсивно распространять свое учение среди своих приверженцев и соответствующим образом ориентировать их жизнь. В результате была предпринята попытка глубокого всеохватного религиозного и морального дисциплинирования, которая затронула и такие традиционные виды поведения, как богохульная брань и проклятия. Об этом мы и поговорим в первую очередь.

Новые средства информации – старые истории

Два церковнослужителя из Страсбурга воплощают вышеупомянутую преемственность в отношении к богохульству между поздним Средневековьем и Реформацией. Мы уже познакомились с соборным проповедником Гейлером фон Кайзерсбергом, с его трудами и проповедями против богохульства. Накануне Реформации он не воздержался от резкой критики членов совета эльзасского имперского города с кафедры за пренебрежение моральным воспитанием и изложил свои замечания в письменном виде в начале 1501 года. В них он очень четко осудил непропорционально мягкое наказание за богохульство: хула на Господа Бога наказывалась мягче, чем клевета на ближних или нарушение чинопочитания[478]. Век спустя Страсбург открылся Реформации, и в течение многих десятилетий религиозные события находились под значительным влиянием Мартина Буцера. Он также неоднократно – и с явным использованием средневековых городских законов – выступал против богохульников. И он же, например, в заявлении, направленном на «искоренение грубых пороков и установление доброго порядка и дисциплины», от 11 апреля 1547 года требовал введения более строгих наказаний против богохульства, клятв и ругани[479]. Сам Бог повелел побивать камнями тех, кто хулит его имя. Однако в настоящее время именем Божьим зазорно злоупотребляют, особенно в неистовых ругательствах и клятвах страстями, муками, таинствами, небом и землей всемогущего Бога. Эти «мерзости, из-за небрежности в наказании, распространились среди молодых и старых, женщин и мужчин». Не случайно в катехизисе, написанном реформаторами, была помещена гравюра, изображавшая людей, бросающих тяжелые камни в преступника, скрючившегося на земле, – несомненно, иллюстрирующая Моисеево наказание за богохульство (Лев. 24: 10–16). Так называемые домашние таблицы с десятью заповедями, которые Лукас Кранах Старший создал около 1527 года по указанию Меланхтона и которые использовались в различных лютеранских катехизисах, вероятно, послужили здесь наглядным образцом. Это изображение считается одним из немногих художественных новшеств эпохи Реформации, не имевших непосредственных предшественников в Средневековье. Выставляя напоказ суровое библейское наказание богохульника, новый тип изображения символизирует мрачную решимость протестантов окончательно покончить с пороком богохульства[480].

Страсбург в его сочетании старых традиций с новой решимостью является образцом борьбы с богохульством в эпоху Реформации. Катехизис Мартина Буцера свидетельствует о широком использовании печатных изданий, без которых успех Реформации вряд ли был бы мыслим, сторонниками новой веры. Эти средства массовой информации также открыли новые возможности для старого подхода к драматизации и осуждению порока богохульства. Это относится, в частности, к широко распространявшимся листовкам и памфлетам с краткими и убедительными рассказами о чудесах, катастрофах и неординарных судьбах. Эти издания были недорогими и доступными для более широких слоев населения, которые не только сами читали их, но и пересказывали массовой аудитории. И последнее, но не менее важное: эти истории часто становятся поводом для благочестивого морализаторства. Возможно, самый известный пример богохульства в немецкоязычном мире распространился не в последнюю очередь благодаря памфлету[481]. В нем рассказывается, как три человека играли в карты в игорном доме за городом и стали произносить злые ругательства на манер азартных игроков. У одного из них, Ульриха Шрётлера, была такая легкая рука, что он был уверен в победе. Он кощунственно воскликнул: «Если я проиграю эту партию, я зарежу Бога!» Когда Шрётлер действительно проиграл, он привел эту угрозу в действие и метнул свой кинжал в воздух, острием вперед. Оружие исчезло, но упало пять капель крови. И тут же дьявол с неистовой стремительностью ворвался в дом и забрал ослабевшего игрока с собой в вечное проклятие. Но и остальные получили свое справедливое наказание: они не вступились за