– Ты не тревожься, все сделаю. Спасем государя! Ты молчи пока. Сейчас мы тебя к лекарям доставим! – Он махнул кому-то в сторону: – Подгоните повозку! Да поскорей!

Подбежал какой-то бледный, конопатый, растрепанный мальчишка с испуганно расширенными зелеными глазами, заглянул Державину в лицо, еле сдерживая слезы:

– Жив, последний пекарь?

– Какой еще пекарь? – пробормотал ничего не понимающий Державин. – Ты кто такой?

– Я Тибо, – ткнул себя пальцем в грудь мальчишка. – Меня Фрази за подмогой отправила.

– Это он нас сюда привел, – донесся голос Ругожицкого.

– Спасибо, друг Тибо, – выдохнул Державин. – Но Фрази… она там, помоги ей! Окно…

Глаза у мальчишки стали огромными, он живо кинулся куда-то в сторону, а через мгновение Державин увидел бегущую со всех ног Фрази: она плакала, убирая с лица растрепанные кудряшки. Следом бежал Тибо.

– Дер-жа-вин, – прошептала, всхлипнув, Фрази, – я тебя никогда не забуду! Я тебя люблю! На всю жизнь!

И быстро поцеловала его в щеку.

Державин еще успел улыбнуться своей спасительнице, а больше ни на что сил не хватило. Все закружилось в каком-то безумном хороводе, но внезапно к нему близко наклонился Дмитрий Видов, серьезно сказал:

– Спасибо, друг! И не забудь, что дочка тебе сказала! Это и правда на всю жизнь. Как у меня…

И исчез.

Тут сознание покинуло Державина, и покинуло надолго.

Утром, как обычно, из кофейни на улице Ришелье, находившейся в доме, соседнем с тем, где жил Араго, прибежал шустрый гарсон по имени Гастон с подносом, на котором дымился кофейник, белел молочник, позвякивала ложечка в чашке, разъезжались с блюда горячие, нежно пахнущие круассаны. Но сегодня он вместо веселой болтовни о погоде сообщил серьезно:

– Мсье Боссю велел вам пожелать доброго вечера и передавал аж семь приветов от мамзель Шарлотты.

Гарсон проворно раскинул салфетку на столе и переставил туда свой ароматный груз.

Араго бросил монету на опустевший поднос:

– Семь приветов?! Гастон, верно, что семь?

– Да, мсье, – кивнул мальчишка. – Семь! Видать, эта мамзель к вам сильно расположена, не так ли, мсье?

Тут Гастон подмигнул Араго: иногда он давал волю истинному республиканцу, который скрыт в душе каждого француза из низшего и даже среднего класса. Ну и Араго подмигнул в ответ.

– Приятного аппетита вам, – ухмыльнулся гарсон. – Посуду заберу завтра, как всегда.

– Спасибо, – кивнул Араго. – А больше мсье Боссю ничего не просил передать?

– Обижаете, – шутливо нахмурился Гастон, собирая блюдо, чашку и кофейник, оставшиеся со вчерашнего дня. – Неужели я мог не сказать вам?!

– Ну, прости, малыш! – Араго бросил еще одну монету на поднос и был вознагражден благодарной щербатой улыбкой.

Он взялся за кофейник, однако, лишь только дверь закрылась, отставил кофейник и задумчиво пробормотал:

– Любопытно… Очень любопытно!

Мсье Боссю – так звался среди своих, вернее, среди самых-самых своих, Василий Иванович Шпис, секретарь российского посольства. Он с молодых лет был сутулым, а с годами еще больше сгорбатился, отсюда и прозвище взялось[104]. Что же его встревожило, если он решил воспользоваться помощью мадам Леру, владелицы кофейни, которую подарил ей Шпис? Мадам Леру была его давней любовницей, но помощь ее и ее сына Гастона приберегалась только для самых крайних и спешных случаев. Шпис некогда был таким же лихим кавалером, каким сделался Араго, ну и дал ему немало добрых советов общения с прекрасным полом, подарив также некоторые свои важные знакомства, которые помогали Араго следовать приказу российского императора постоянно и целенаправленно собирать сведения обо всех открытиях, изобретениях, усовершенствованиях и технологиях, «как по части военной, так и вообще по части мануфактур и промышленности и немедленно доставлять об оных подробные сведения», что предписывал Санкт-Петербург. Однако и Шпис, и Поццо ди Борго, в силу своей опытности, понимали, что роль, равную (если не бóльшую!) с работой шпиона, с добыванием необходимых тайных сведений, будет играть то, что французы называют пропагандой. Наставники Араго были убеждены, что должна вестись постоянная пропаганда в пользу своей страны, в пользу России, что надо бросать все силы на опровержение темных слухов, которыми наводняли французскую прессу те, кто ненавидел русских со времен Наполеонова нашествия, а после поражения его полчищ начал ненавидеть еще сильнее, внушая эту ненависть молодым поколениям. А после того, как сознание французов начали мутить поляки, потребность в этой самой пропаганде увеличилась. Араго знал, что Поццо ди Борго вел с императором секретную переписку о необходимости открыть в Париже несколько русских газет, которые вели бы обработку общественного мнения в пользу России не тайно, как это делал Араго, а открыто, методично и настойчиво. Араго, которому предстояло негласно курировать новые издания и помогать их редакторам, ждал приказа начать эту работу со дня на день. Может быть, Шпис так внезапно дал о себе знать именно потому, что он получил какие-то срочные указания из Петербурга? Поццо ди Борго уехал в Лондон, теперь Шпис стал начальником Араго.

То, что передал от имени мсье Боссю верный Гастон, было зашифрованным указанием встретиться в семь часов вечера (вот и разгадка семи приветов!) в одном из заранее условленных мест. «Мамзель Мадлен», например, означала церковь на площади Мадлен, «мамзель Бланш» – небольшую кофейню на «Белой» улице Бланш, «мамзель Туанетта» – сад Тюильри, что намекало на близость Лувра, в котором некогда обитала несчастная королева Мария-Антуанетта… ну и так далее. «Мамзель Шарлоттой» назывался «Кабинет восковых фигур» или «Кабинет Курциуса» (по имени открывшего его немца), который с 1780 года существовал на улице Тампль, улице Храма.

Поначалу там выставлялись фигуры известных военачальников и ученых, праведников и преступников. Постепенно появлялись новые и новые персонажи и в общей экспозиции, и за большим столом, вокруг которого восседали все французские государи: Людовик XIV, XV, XVI, XVIII, Карл X, император Наполеон и их августейшие семейства. Большой интерес вызывали знаменитые особы времен Великой революции: палач Сансон, казнивший Робеспьера; полубезумная Теруань де Мерикур, вооруженная саблей и пистолетом, как в тот день, когда она возглавила процессию в Версаль; Шарлотта Корде рядом с ванной, где плавало тело убитого ею кровавого чудовища Марата[105], и прочие. Имя этой самоотверженной девушки и стало обозначением кабинета Курциуса как места тайных встреч Шписа и Араго. То есть «привет от мамзель Шарлотты» должен был привести Араго в обиталище восковых фигур. И хотя у него имелись важные дела в редакции, встреча со Шписом принадлежала к разряду дел наиважнейших, ради которого следовало отложить все остальные.