не внять, поэтому он снял очки и убрал их в карман. Теперь его глаза тоже были зеркалом. Единственным, в котором Леди могла увидеть себя без искажений.

Фэй сделал несколько шагов вперед, встав вровень с ее креслом.

– Что ты думаешь об избранном? Тебе есть с чем сравнивать. Точнее, с кем.

– Они с Рейденсом родились и выросли в разных мирах, в разных условиях. Вся их жизнь до момента перехода слишком отличалась, чтобы можно было сравнить…

– Но они похожи, – закончила Леди, и по ее ауре пробежали искры странного, непонятного ему ликования.

– А разве могло быть иначе?

– Могло, конечно. Ты даже представить себе не можешь, что с человеком делают обстоятельства. Поместив одно и то же существо в разные условия, мы увидели бы сотню его вариаций, непохожих, противоположных и даже взаимоисключающих. – Ее интерес пробегал короткими быстрыми импульсами, вспыхивал молниями, как только в голове Леди рождалась новая мысль.

– И все же они действительно похожи, – взгляд Фэя устремился вдаль, туда, где выжженным пятном чернело место, ставшее могилой для лучшего его друга. – Но Рейденс был сильнее… нет, дело даже не в силе, а в воле.

– Да, мальчику ее действительно недостает. Ему нужна причина, мотивация. Иначе его воля просто не сможет задавить чужую. – Ее размышления становились гуще, плотнее. Они больше не походили на разряды молний, скорее уж на огромную грозовую тучу, нависающую над будущим избранного. – Знаешь, мне кажется, он склонен к героизму куда больше, чем старается показать. Будь у меня прежняя сила, я бы проверила это. Создала бы ему врага, не абстрактного, как сейчас, а пугающего, живого и близкого.

– Ты бы не стала, – голос Фэя расколол ее мысли надвое. Утратив свою целостность, они стали крошиться и таять, впрочем, она все равно не пыталась их удержать. – Но я знаю, кто бы стал.

– Любая жестокость оправдана, если тобой движет благая цель. Особенно если благо всеобщее, а жестокость направлена лишь на одного человека. Так я считала когда-то, – от этих слов тянуло тьмой, холодом и страхом. – Так мне вновь иногда начинает казаться.

– Все дело в заклятии, а не в тебе. – Фэю хотелось коснуться ее рук, мелко дрожащих, судорожно сжимающих край книги. – Это не твои слова, а Лорда.

– Хочешь обвинить его в жестокости?

– Хочу обвинить в жестокости нас всех.

Они были добры к детям, которых растили собственными руками, они прятали их от собственной тьмы столько, сколько могли. Но сейчас они вряд ли сумеют кого-то защитить, от себя самих, от того пути, в который отправляли тех, кого растили. Все, что им осталось, – прятать боль за показным спокойствием.

– Как думаешь, Руэйд исполнит свою клятву? Отпустит меня, как только получит то, чего желает? – Ее надежды вспыхивали, как искры от горящего костра, и так же быстро таяли в окружающей темноте.

– Я бы сказал, что единственная клятва, которую он нарушил, – клятва верности своей жене, но он был достаточно умен, чтобы клясться не ей, а стране. – Фэй грустно усмехнулся. – Если он не захочет сдержать данной тебе клятвы, я заставлю его.

После смерти Андрейст он не присягал на верность ни единому Лорду, и никто не смел заставить его. Фэй не был предан самому титулу, но был верен замку, городу, стране. Он был верен памяти о Рейденсе, памяти о том, кто был для него дороже жизни и кого он не смог спасти. Иногда Фэй начинал чувствовать себя духом замка, который сам же и строил, призраком Сорокалетней войны и невольным хранителем всех здешних тайн.

– И за эту свободу я вновь расплачусь чужой жизнью. Я хотела бы разорвать этот цикл, но те, кто желает его сохранения, куда могущественнее.

– Третья и правда вернулась?

– У меня нет оснований не верить словам Сивиза, точнее, его намекам.

– А та, что была заперта в сердце?

– До сих пор на свободе и до сих пор жаждет разрушения Фрита, насколько я могу судить, но я больше не слышу ее голоса.

Мысли Леди снова стали тяжелее, тревожнее, словно холодные ветра разгулялись в комнате. Она думала о том, что, пытаясь купить себе свободу ценой чужих жертв, они не так уж и отличаются.

– Ты знаешь, я никогда не принимал необходимости невинных жертв, но и самопожертвование считаю глупостью, всегда есть другой выход, его нужно только потрудиться найти.

Это же он сказал Рейденсу. Рейденс не был ни глупцом, ни лентяем, привыкшим искать самый простой путь. Его решения всегда были быстрыми и эффективными. Эффектными. В тот раз тоже. Это Фэй не смог найти «другой выход», как ни пытался, так что глупцом был только он сам. А еще эгоистом и трусом, как считал Стил, как, скорее всего, считала Андрейст.

Проклятие выжившего в том, что, как бы глупо это ни звучало, тебе приходится жить. Жить, оставшись один на один с грузом ошибок, сожалений, бесконечных «а если бы я тогда…». Призраки всех тех, кого он не смог сберечь, сегодня напоминали о себе особенно ярко. Светом огней, дымом костров, далекими песнями.

Горизонт начал проясняться, словно подожженный тысячами огоньков. Скоро этот пожар захватит все небо и, может, хоть немного согреет их.

– Пусть солнце всегда светит над твоей дорогой, какой бы извилистой она ни была, – слова Леди были теплей и ярче небесного огня.

– Надеюсь, нам суждено идти одной дорогой, – сказал Фэй, вкладывая в этот традиционный ответ всю свою искренность.

Интермедия первая

Сны мертвого мира

Солнце безжалостно жгло улицы мертвого города. Они, как и весь город, давно уже покрылись слоем светло-серой пыли, черной сажи и копоти, грязно-ржавым металлическим крошевом и песком цвета желтой охры. Говорят, что раньше город был живым и утопающим в зелени. Чистое небо сверкало синевой, на фоне которой ярким белоснежным кругом выделялась еще совсем новая Нумерованная планета. Но эти слова повторялись так давно, что все больше походили на легенду и все меньше – на правду.

Единственным «живым» свидетелем тех событий в этом городе был Центральный Сервер шестнадцатого округа, или коротко ЦС16. ЦС находился в башне, возвышавшейся над городом, и хранил в себе множество сведений о том, что было до, и, возможно, даже о том, что будет после. Такой ЦС в каждом округе был свой, и именно благодаря им города, отрезанные друг от друга Великой пустошью и линией фронта, могли поддерживать связь. Он, как сердце, питал жизнь всего города, управляя освещением улиц, защитными барьерами, заклинаниями, фильтрующими воздух, и много чем еще.

Но сегодня заклинания справлялись