просто потому, что их не существует. – Леди не смотрела на меня, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, сквозь толпу. Она будто видела что-то такое, чего не смог бы разглядеть никто другой, как бы ни пытался. – Ни один герой не был идеален, ни один герой не прошел свой путь, не совершив ошибок. Даже боги ошибаются. Хотя тут, наверное, стоит сказать, что они ошибаются больше всех.

Леди вновь обратила свой взгляд на меня. В этот раз ее глаза показались мне совсем другими, темными, глубокими, тревожными. Это были глаза человека, который очень хорошо понимает, о чем говорит.

– Думаете, я гоняюсь за недостижимыми идеалами? – Я попытался усмехнуться. Не вышло.

– Нет, – я пристально посмотрел на Леди, и мне казалось, что весь мир тонет в рубиново-алом тумане, – мне кажется, ты бежишь от них. В ужасе. Потому что боишься, что они тебя растопчут.

– Вы вроде говорили, что не лезете мне в голову. – Я окончательно перестал понимать, что чувствую. Мне просто хотелось уйти, но я почему-то не мог.

– Это все еще лишь то, что лежит на поверхности. – Она улыбнулась, неужели сочувствующе?.. – Просто пойми, твои страхи могут сыграть с тобой злую шутку. Уже играют. Пока ты во власти иллюзий, ты не чувствуешь границ своей силы, не оцениваешь здраво. А любой силе нужен контроль. Ведь если ты не контролируешь ее, она контролирует тебя. Поверь, я знаю, о чем говорю, но я заплатила за это знание огромную цену и тебе такой судьбы не желаю.

Рубиново-алый туман рассеялся, я снова видел мир четко и ясно. В глазах Леди же теперь отражались только усталость и отголоски далекой, некогда пережитой боли. Как будто она вдруг провела рукой по старому шраму. Никогда бы не подумал, что увижу подобный взгляд у знатной Леди, у жены Лорда, прожившей всю жизнь в роскоши и достатке в стенах замка, или… Что я вообще знаю о Леди Хелл?

– Ничего, – ответила она, – узнаешь в свое время, хотя, наверное, мне бы этого не хотелось. А пока это будет моим секретом.

Она легко дотронулась до моего предплечья, словно желая меня ободрить и вывести из оцепенения, улыбнулась на прощание почти весело и шагнула в толпу, которая до этого словно и не замечала нас.

Я шел куда-то без особой цели. Мне, в общем-то, было неважно куда, лишь бы подальше от павильона. Хотелось проветриться, ни с кем не говорить, ни о чем не думать и, главное, – никем не притворяться. Леди словно подняла со дна моего сознания всю муть, всю ту гадость, что там лежала и потихоньку гнила. А потом оставила меня бултыхаться в этой грязной воде, почти что болоте, бросив ободряющее: «Ну ты там не захлебнись».

Я шел вперед по аллее, освещенной небольшими фонарями. Свет резал глаза. На контрасте с густой тьмой летней ночи он казался раздражающим и навязчивым. Когда один из фонарей погас, я не придал этому значения. Но потом погас второй. Третий. Четвертый.

Я огляделся, тьма расползалась вокруг меня чернильным пятном, словно эти фонари были некой преградой, что сдерживали ее. Теперь же она хлынула, как вода из обрушенной дамбы.

Вскоре я понял, что не вижу дороги, не знаю, куда идти. Я не слышал даже музыки, доносившейся из павильона. Не осталось никаких ориентиров, лишь шелест листьев над головой, похожий на далекие голоса, что-то беспрестанно и беспокойно шепчущие.

Ночь не могла быть такой темной. Куда-то вдруг делись и луна, и звезды. Может, просто туча набежала? Может, если немного постоять, то они снова выглянут?

Шепот становился все громче. Четче. Ближе.

За спиной хрустнул гравий, и я резко обернулся.

– Дей?

Луна выглянула из-за тучи, и в ее свете я увидел Фрею. Она смотрела на меня удивленно, чуть встревоженно, но не более. Ее сложная прическа со множеством шпилек была почти распущена. До этого закрепленная на затылке и убранная под серебристую сетку коса свободно свисала с плеча. Так что сразу было понятно – на прием она возвращаться не собирается.

– Заблудился? – спросила она будничным тоном, словно мы не стояли в полной темноте в саду, только что сбежав с торжества.

– Нет, – соврал я, – просто решил пройтись.

– Мне оставить тебя одного?

Фрея любила прямые вопросы и прямые ответы. Это я уже понял.

– Нет, – неожиданно для себя самого повторил я, – мне просто все равно, куда идти, поэтому я могу пойти с тобой.

– Хорошо, – Фрея вдруг приблизилась, схватила меня за край рукава и повела за собой, – я тоже не собиралась пока возвращаться в замок.

Сначала мы шли молча. Темная аллея все никак не кончалась. В окружающей тишине даже скрип гравия под ногами звучал слишком громко, почему-то это казалось мне странным. Я понял почему только в тот момент, когда мы вышли на освещенную аллею.

Ветер сегодня был слишком слабый. Деревья почти не шумели.

Вскоре мы свернули на узкую тропу, освещенную маленькими фонариками, висевшими прямо на ветвях деревьев, как спелые золотые яблоки. В эту часть сада я еще не заходил, поэтому не знал, куда Фрея меня ведет. Издали вновь начала доноситься тихая музыка, значит, вечер пока не кончился.

– Если подумать, ты ведь провела на приеме еще меньше, чем я, тебя точно не хватятся? – спросил я, просто потому что молчать надоело.

– Меня? – Этим вопросом я явно оторвал Фрею от каких-то своих мыслей, так что сейчас она смотрела на меня немного удивленно. – Нет, точно нет. С единственным, кто желал меня видеть, я уже встретилась, так что оставаться дальше не было смысла.

Тот самый поклонник, значит. С одной стороны, было интересно, кто же он, а с другой – ну и какой толк мне от этой информации?

– А я думал, раз ты хозяин легендарного меча, то вроде как очень важная персона, – хмыкнул я.

– Кто еще из нас чей хозяин… – произнесла Фрея едва слышно и приподняла закрывавшую обзор ветку.

Только тогда я понял, куда она меня вела. Это оказалась широкая смотровая площадка, с которой открывался вид на весь город. Ночью Сторград не погружался во тьму, тысячи фонарей превращали улицы в реки золотистого света, а дома – в капли золотой краски на темно-синем холсте. Но даже отсюда, с горы не удавалось увидеть весь город сразу, границы его расплывались и терялись в туманной дымке.

Именно таким я впервые увидел тот город, в котором прожил последние несколько лет. Золотым и темно-синим, мерцающим где-то внизу под крылом самолета.