– Это был не несчастный случай.

Я крепко закрыла глаза, не желая этого принимать.

– Откуда ты знаешь?

– Она оставила записку.

Все встало на свои места. У мамы была депрессия. Точно. Вот почему у меня не было детских воспоминаний о ней – ее не было рядом. Она не хотела быть рядом.

Полицейская радиостанция затрещала в моих ушах, и папа щелкнул выключателем, заглушая ее. Я как можно сильнее прижалась лбом к приборной панели, надеясь, что боль избавит меня от мыслей.

– Чарли.

Я покачала головой.

– Чарли. Ты это знала. Иди сюда. – Он прижал меня к груди. – Ты знала. Дыши. Все будет хорошо.

Я кивнула, в душе не веря, что это возможно. Мама бросила меня. Намеренно.

Мой папа пах как… мой папа – чем-то средним между мускусным одеколоном и коричной жвачкой. Это был запах моего детства. Он был моим детством. Моей жизнью. Он всегда был рядом, в каждом детском воспоминании, где не было ее.

Папа зашевелился, поднимая руку, чтобы потереть свое лицо. Мне не хотелось поднимать голову и проверять, плакал ли он. Я не могла столкнуться лицом к лицу с его болью, когда моя и без того уже была слишком невыносимой. Однако мне не пришлось поднимать голову, я услышала это в его голосе.

– И она чуть не забрала тебя с собой.

Кровь ударила в голову, и я резко села.

– Я была в машине, – поняла я, сложив два и два.

Неудивительно, что я пыталась отрицать это всю свою жизнь. Сны. Вот почему я так четко видела, как крутилась машина, разбивалось стекло. Ее обмякшую руку перед собой. Это был не просто сон. Это было воспоминание.

– Она не знала, – быстро добавил он. – Ты пробралась в машину, когда должна была быть в постели.

Я выдохнула. По крайней мере, она не пыталась забрать меня с собой. От этой мысли мне ни капельки не стало легче. Но это было хоть что-то, поскольку в данный момент я вообще ничего не чувствовала. Я была полностью опустошена.

* * *

Назад к магазину, где осталась моя машина, мы возвращались в полной тишине. Папа постоянно открывал рот, желая что-то сказать, но затем вновь закрывал его.

– Если у тебя есть вопросы, задавай, – наконец изрек он.

На самом деле о вопросах я еще не думала, хотя и должна была.

– Она к кому-нибудь ходила? Пыталась лечиться?

– Она регулярно посещала психотерапевта. Но все равно не слезала с таблеток. Думала, что они помогают. Сразу после ее смерти я и тебя отправил к психотерапевту. Всех вас.

Точно, я вспомнила седовласого мужчину, который просил меня рисовать.

– Почему ты не рассказал мне раньше?

– Я пытался, Чарли. Но ты была не готова. Ты закрылась. Забралась на крышу и перепугала меня до смерти. После этого я решил подождать. У тебя все было так хорошо, и мне не хотелось, чтобы это тебе помешало.

– Я чувствую себя глупо. Я такая слабая.

– Нет, Чарли. – Он положил руку мне на плечо. – Нет, ты не слабая. Какой ребенок захочет думать нечто подобное о своей маме? Она была твоим миром.

Нет. Не была. Она едва была частью моей жизни.

– Джером, Натан… Гейдж?

– Они знают.

Я прокашлялась, избавляясь от комка в горле, а затем прислонилась щекой к окну:

– Я чувствую себя глупо. – Понятно, почему папа с братьями считали меня такой хрупкой. Почему они так меня защищали. – Мне так жаль, что я не родилась еще одним мальчиком.

– Что? – Мы подъехали к магазину, и он поставил машину на паркинг.

– Я белая ворона. И я разбита.

– Ох, Чарли. Нет.

– Я нашла книгу в твоей комнате. Кэрол, твоей «коллеги».

Его щеки покраснели.

– Детка, это просто помогает мне разговаривать с тобой на девчачьи темы. К сожалению, очевидно, у меня не очень хорошо получается. Я хотел все сделать правильно. Суметь тебе помочь. Знаю, что ничего не вышло. Я не твоя мама. Она бы справилась лучше.

Я крепко сжала его руку. Не позволю себе больше плакать.

– Ты все сделал правильно, – с трудом проговорила я. – Ты все сделал правильно.

Он обхватил мое лицо руками и поцеловал в лоб:

– Наверное, что-то я действительно сделал правильно, потому что ты выросла удивительной девушкой. Уверенной в себе, умной, спортивной и красивой. Я люблю тебя, детка.

– Я тоже тебя люблю.

Он погладил мои щеки большими пальцами:

– Мне нужно возвращаться на работу. Я попрошу кого-нибудь из твоих братьев тебя забрать.

– Нет, пап. Пожалуйста. Мне нужно уехать. Я хочу побыть одна, мне нужно все это обдумать.

Он нахмурился.

– Пожалуйста. Я буду осторожна. И отлучусь ненадолго.

Он кивнул:

– Если через час тебя не будет дома, я отправлю ориентировку на розыск.

Я закатила глаза, но потом поняла, что он совершенно серьезен.

– Или можешь просто позвонить мне. – Я подняла свой сотовый. Тем более в моем телефоне был установлен маячок, и мое местоположение не будет для него секретом.

Он кивнул. Зуб даю, он отправит кого-нибудь за мной через час. Что ж, мне нельзя задерживаться.

– О, и Чарли… – сказал он, когда я открыла дверь.

– Да?

– Ты наказана до вечеринки.

Я бросила взгляд на смятую в ком рекламку, которая лежала между нами:

– Справедливо. Прости, что соврала тебе.

Он улыбнулся. Впервые с тех пор, как забрал меня.

– Все совершают ошибки.

Я вылезла из его машины и направилась к своей. Глядя на магазин Линды, я понимала, что мне следует пойти и все объяснить, но прямо сейчас это было выше моих сил. Сначала мне нужно было попасть в другое место.

* * *

Я пристально смотрела на ее надгробие. Я целый год не навещала ее могилу, поэтому подумала, что, возможно, неверно запомнила эпитафию на памятнике, но нет, на камне все же было запечатлено «Любящая мать».

Меня одолел гнев. Эти слова казались мне самой большой ложью в мире. Если она была столь любящей, тогда почему так поступила? Она была эгоисткой. Я пнула камень, и он рикошетом отлетел от надгробия.

Позади меня захрустел гравий.

– Еще и тридцати минут не прошло, – сказала я раздраженно.

Папа не мог дать мне хотя бы час, чтобы все обдумать?

– Он сказал пока не ехать за тобой, но я волновался.

Я повернулась к Джерому. Его лицо отражало беспокойство.