Владимир чувствовал себя загнанным в угол. Конунгаприветствуют меньше, чем его сына. Тот одарен той редкой мужской красотой, чтобросает ему под ноги сердца женщин и не вызывает злобы у мужчин.

Тригвасон встретил взгляд хольмградца, нахмурился:

– Олаф, я готов отпустить тебя на службу в Царьград. Тымногое увидишь, многому научишься. Даже если не заработаешь денег… никто еще непривозил оттуда ничего, кроме ран и увечий, то все же повидаешь дальние страны,узнаешь сильные стороны и уязвимые места. Будешь знать, куда направить ударнаших жадных до славы и крови героев!

Олаф слушал подозрительно. Отец слишком неожиданно переменилмнение, это настораживало.

– Но у меня есть одно условие, – продолжил конунг,и Олаф едва заметно улыбнулся. – С тобой поедет русский конунг. Он тожехочет попытать счастье на службе императора. Вам двоим будет легче… Мое условиев том, что из вас двоих старшим будет он. Ты будешь подчиняться ему!

Олаф покачал головой:

– Отец, я поеду с твоим разрешением или без него. Мнене нужен спутник. Тем более старший.

– Он конунг, – напомнил ему Тригвасон.

– А я сын конунга, – ответил Олафнасмешливо. – Отец, я могу поехать только во главе отряда, пусть дажесамого маленького… пусть даже в нем будет один человек, или же еду сам. Яподчиняюсь тебе, конунгу Свионии, а не конунгу из далекого и чужого Хольмграда!

В мертвой тиши было слышно тяжелое дыхание конунга, Олафа, вто время как остальные затаили дыхание. Напряжение было такое, что кто-то мог хлопнутьсяна пол мертвым, когда Владимир сказал осторожно:

– Великий конунг, позволь мне слово?

– Говори, – сказал конунг, слова его пришличересчур быстро, он тоже жаждал как-то выйти из этой схватки с сыном, которойне желал.

– Твой сын – отважный воин, – сказал Владимир, итолько конунг уловил оскорбительный смысл, который вложил в свои словахольмградец. Уловил, но смолчал: тот прав. – А воины редко подчиняютсяболее умному или знающему… они признают лишь более сильного.

Этими словами он вовсе низвел Олафа до уровня лесного волка,однако конунг лишь кивнул, его сын и сейчас не поймет, процедил сдавленно:

– Продолжай.

– Мы не станем состязаться, кто грамотнее… или ктолучше знает, как воевали македонцы, – сказал Владимир громче, – хотясыну конунга это знать бы не мешало… Мы просто решим все в поединке. Можемдраться либо до первой крови… либо тупым оружием… либо на бревне… Проигравшийда подчинится!

Конунг перевел взгляд на Олафа:

– Согласен?

Олаф широко улыбнулся:

– Зачем мне тралл? Я не стыжусь даже черной работы. Ивсе умею делать сам.

– Ты зря так уверен, – сказал отецмногозначительно.

Олаф вспыхнул:

– Отец, ты же знаешь меня!.. Я даже не могу гордитьсяшрамами, полученными в битвах, потому что сражал врага раньше, чем тот успевалменя даже поцарапать!

– Конунг Вольдемар тоже чист кожей, – напомнилконунг.

– У него могут быть другие причины!

– Так проверь, – предложил конунг. – Апроигравший да подчинится!

Олаф сжал зубы, под кожей вздулись рифленые желваки.

– Добро. Но не пожалей.

Собравшиеся задвигались, заговорили. Кто бы ни вышелпобедителем, но окончательная ссора отца с сыном предотвращена. Пустьненадолго, когда-то кровь прольется, но сейчас схватка будет другая…

Владимир видел, что конунг посматривает на него с сомнением.Конечно, хольмградский конунг умеет владеть оружием, но и его сын – лучший извикингов, в поединках нет равных, в морских набегах первым вступает в бой ипоследним выходит, бьется яростно и весело, всегда полон сил! Или хольмградец,в чьих глазах видна не только отвага, а ему, конунгу, виден также и острый ум,что-то задумал?

Двое сошлись в круге. Олаф смеялся и потрясал топором.Скупое северное солнце рассыпало блестки по могучим мышцам. Плечи широки, грудьнеобъятна, как у тура, живот в тугих валиках мускулов. Руки толстые от обвившихих мышц, ладони как весла с большого драккара.

– Еще не передумал, конунг? – крикнул он весело.

За его спиной смеялись громко и победно. Владимир молчарасстегнул пряжку, отшвырнул плащ, а затем, подумав, стянул через головувязаную рубашку-свитер.

Смех собравшихся стал сдержаннее. Хольмградский конунг былсо смуглой кожей, его мышцы выступали не так рельефно. Пальца на два нижеОлафа, явно легче, но наметанные глаза наиболее знающих воинов сразуопределили, какие мышцы хольмградца развиты упражнениями с тяжелым мечом, какиевздулись от бросания копья, какие появились от бега с мешком камней за спиной.Он был настоящим воином, викинги с такими сталкиваться не любили.

Владимир сделал два шага вбок, оставив солнце за спиной.Олаф усмехнулся, слабые лучи не затмят ему взор, но предусмотрительностьпротивника понятна. Отец, в старости ставший осторожным, говорил, что впоединке не бывает мелочей…

Щит он взял небольшой, из бука, обтянутый кожей и с набитымижелезными полосками. Вообще предпочел бы обойтись без щита, это для трусов, ноиначе не допустят даже к поединку. Зато боевой топор любовно поворачивал передсобой, любовался отблесками света. Сердце начало стучать чаще, горячая кровьпошла по всему телу, ударила в голову. Что может быть лучше на свете, чемдержать в горячей ладони рукоять тяжелого топора?

Владимир нагнулся к камню, где сбросил одежду и обеперевязи. Мышцы рельефно перекатились под смуглой кожей, тугие как канаты набаллистах ромеев. Когда он разогнулся, в руках блеснуло по мечу.

По кругу пробежал уважительный шепот. Хольмградец повернулсяк конунгу, ждал. Глаза были холодными. Он молчал, не двигался.

– Оберукий, – сказал конунг, усмешка раздвинулагубы, но тревога в глазах стала глубже. – Надеюсь, ты знаешь, как имипользоваться.

Владимир уловил скрытый смысл, кивнул. Отец знал нрав сына итеперь уже боялся потерять наследника.

Олаф поворачивался перед ревущей толпой друзей, вскидывал вприветствии руки. Его мышцы перекатывались под белой кожей, как морские валуны.Он весь был из этих тяжелых глыб, а когда раскидывал руки, видно было, какаятяжелая масса мышц на плечах, спине и груди, в поясе был тонок, хотя и тамбугры вспучивали кожу, заросшую рыжеватым мехом.

Конунг властно поднял ладонь. Шум смолк.

– Поединок до первой крови, – объявил конунгвластным голосом. – Или до победы… понятной каждому!

Олаф смерил хольмградца недобрым взглядом, внезапноотшвырнул топор. В протянутую ладонь ему вложили меч. Топор – оружие воина,даже богатыря, но меч – прежде всего признак власти. Конунги сражаются мечами!