– Я не знал, – сказал он, выравниваядыхание, – что Олафу хочется достать птенцов орла. Я, чтобы сократитьдорогу, пошел напрямик как раз через ту скалу… Твои люди меня увидели рядом сгнездом! Они и провели к твоему дому.

Ужинали в мрачном молчании вдвоем. Двое хмурых тралловобслуживали стол, бросали боязливые взгляды на гостя конунга. Тусклопоблескивали широкие ошейники с именами владельцев. У обоих на лбу были выжженытавра. Даже траллы знали, что гость оказался великим воином, одолел в поединкенеистового Олафа, сына конунга. И что Олаф, к великому стыду отца, внезапностал берсерком.

В дверь боязливо заглядывали, слышалась возня, сопение. Подокнами тащили что-то тяжелое, слышался стук топоров. Конунг наконец поднялтяжелый взгляд на тралла:

– Пусть войдет.

Тот исчез, вскоре за дверью послышались голоса. ПоявилсяОлаф, из-за плеч выглядывали стражи. Конунг раздраженно повел дланью, те соблегчением исчезли.

Олаф приблизился к столу. Мокрые волосы прилипли ко лбу, онзябко вздрагивал, потирал распухшие от веревок кисти рук. Лицо было бледное,вытянулось, как у коня. С Владимиром старался не встречаться взглядом.

– Садись, – велел конунг, – ешь.

Снова ели в молчании, уже втроем. Олаф держался непривычносмиренно. Даже ростом стал как будто меньше. Владимир не уловил той неистовойзлобы, которой сын конунга полыхал совсем недавно.

Когда трапеза кончилась, конунг налил себе пива, спросилвнезапно:

– Ну, что скажешь теперь?

Олаф пробормотал, не поднимая глаз:

– Я не знаю, что на меня нашло… Словно красная пеленаупала на глаза! Я ничего не помнил.

Конунг кивнул:

– И проиграл с треском. Теперь понимаешь, почему старшимдолжен быть Вольдемар? Туда, куда ты едешь, все так бьются. Ну, пусть не все,но многие. Там правильному бою обучаются в особых школах!.. И те, кто ихпрошел, умеют побивать быков и покрупнее тебя.

Олаф бросил быстрый взгляд на Вольдемара, опустил глаза втарелку. Владимир сказал серьезно:

– Олаф дрался очень здорово! Не многие и в Царьградесумеют его побить.

Глаза Олафа исполнились горячей благодарности. Конунгпобагровел, стукнул кулаком по столу:

– Не защищай!.. Ты же вредишь ему! Он только-тольконачинает понимать…

Олаф сказал поспешно:

– Отец, я не самый последний дурак на свете!.. Я жаждалубить твоего гостя за тот позор, на который он меня выставил. Но когда на менявылили половину нашего моря – я и не знал, что в нем столько воды, – японял твой подлый замысел… Ты опять прав, но когда же, наконец, я начну бытьправым?

В его голосе было столько горечи и детской обиды, что конунгзасмеялся, а на сердце Владимира тяжесть стала меньше. Олаф угрюмо рассматривалего через стол, внезапно протянул руку. Его ладонь была чуть шире, чем ладоньВладимира, но у хольмградца, как Олаф заметил теперь, желтело больше твердыхмозолей от рукояти меча.

Владимир пожал руку. Еще не взял Киев, не отомстил, даже непобывал в Царьграде, но тяжесть на сердце в самом деле стала чуть-чутьрассасываться.

Конунг и Владимир, сталкиваясь головами, рассматривалирасстеленную по столу карту. Конунг водил корявым пальцем, следуя по возможнымдорогам. Владимир вздохнул, выпрямился:

– Вокруг всей Европы!..

– Но путь «из варяг в греки» вам заказан, –напомнил конунг. – Люди Ярополка тебя поймают и посадят на кол либовсе-таки отпустят, но сперва привяжут за ноги к пригнутым к земле вершинкамдеревьев… А заодно с тобой и Олафа.

– А он при чем?

– Он дурак и тебя не оставит.

– Из него получится хороший конунг, – сказалВладимир. – Таких воины любят. Но если плыть этим кружным путем, тосколько у нас на пути удивительных и богатых стран, городов, портов, таверн? Ямогу вытащить Олафа из первой, могу из второй, третьей… Но вся жизнь уйдет нато, чтобы дотащить его до Царьграда!

Конунг хмуро молчал. Тралл принес холодного мяса и пива.Эгиль порезал длинным ножом, молча ел, запивал, разливая пиво на грудь.

– А что предлагаешь ты?

– Рискнуть коротким путем через Русь.

Глаза конунга предостерегающе сощурились.

– В тебе говорит нетерпение. Но так легче потерятьголову.

– Конунг, – сказал Владимир тоскливо, – мневолхвы рассказывали, что однажды отец Юлия Цезаря застал его плачущим надкнигой о подвигах Александра Великого. Отцу объяснил, что ему уже двадцать лет,а еще ничего не сделано для бессмертия! А ведь Александр, о котором читает, ужев восемнадцать лет вел свои войска завоевывать мир!

– Ну-ну, – подтолкнул конунг.

– Мне сейчас восемнадцать, когда вернусь, будетдвадцать. Но и тогда я еще буду так же далек от трона, как и сейчас. Мне всамом деле надо торопиться, конунг! Для чего рождаемся и живем, как не для яройжизни и славной гибели?

Далеко-далеко зазвучали боевые трубы. Или обоим показалось,в их душах они звучали часто.

Конунг наклонил голову:

– Прости, во мне заговорила слабость. Я шел через огоньи кровь, но сына пытаюсь уберечь! Но он такой же викинг, как и я. Нет, я могугордиться сыном – он будет великим викингом и станет, может быть, станет…конунгом!

Они шли через леса, переправлялись через реки и озера,обходили болота, пробирались через луга и свободные от леса места, защищалижизнь и калитки от разбойников, при случае грабили сами, жгли дома и посевы,задерживая погоню.

В одной из малых весей Владимир купил двух коней. Олаф всееще не бывал в седле, и Владимир подвел к нему толстую спокойную лошадь:

– Пробуй. Я подержу.

Олаф огляделся по сторонам, прошипел зло:

– Выйдем за околицу.

– Ты чего? – удивился Владимир. Из-за плетней наних смотрели бабы и любопытные детишки. – А-а, соромишься… Ну, разве ты сними когда-то встретишься?

Олаф сказал еще злее:

– Ты сможешь вывести коней из села?

Но и за околицей Олаф все мялся и, только когда с двухсторон потянулись деревья, надежно отгородив его от веси, сказал нервно:

– Ладно. Только если засмеешься – убью.

Голос его был холодным, а лицо словно окаменело. Владимиротступил на шажок:

– Олаф… В драккаре, что скачет по волнам, стоятьтруднее, чем сидеть на коне! Я бы не смог, клянусь. Ты уже почти все умеешь лучше.

Олаф смотрел недоверчиво, у хольмградца чересчур честноелицо, но уже и конь поглядывает с некоторым удивлением, пришлось браться заседло, вставлять ногу в стремя. Владимир замедленно сел на своего буланого,слез, снова сел, показывая каждое движение, и викинг наконец решилсяоттолкнуться от такой надежной земли.