Может быть, потому даже и решились помочь? Нет, это егозанесло. Эти люди знают только выгоду, им не до прекрасных чувств. Не случайнораввин упомянул, что Киев богатый город. Постараются выжать за великокняжескийстол все, что возможно. Понимают, что готов платить самую высокую цену!

Он поставил на багровые угли жестяную кружку с водой. ПустьЗвенько подремлет, каву умеет готовить и сам. Пристрастился к этому черномупойлу хуже пьяницы. Но в отличие от хмеля голова не дуреет, а наоборот –прочищается. Сон же вовсе гонит прочь…

Звонко щелкали о бревна стены тяжелые, как камни, жуки. Одинзалетел через окно, грохнулся на середину стола, как подстреленный гусь.Скребся, шуршал, скрипел жесткими крыльями, барахтался на спине, сердито дрыгаявсеми лапами. Когда копнул одним пальцем под толстый зад, перевернул, тотнебрежно отряхнулся, фыркнул презрительно, мол, мог бы помочь сразу, дубина,откуда такой взялся, а еще князем пригласили, приподнял жесткие крылья, из-подних выбрызнули нежнейшие прозрачные крылья, явно краденые – не могут у такоготолстого и грубого жука быть крылышки из чего-то нежнейшего, словно сотканного излунного света!

Костер, едва тлеющий, вдруг замигал багровыми глазами, сухои звонко щелкнул перекаленным камешком, внезапно швырнул в его сторону горстьугольков, сам по себе выпустил оранжевые огоньки, лизнул близкую щепочку,запылал крохотным костром.

– Знамение, – сказал Владимир вслух, он ощутилхолодок на спине, вдруг да впрямь знамение. – А любое знамение, любаяпримета бывает только к работе!

Он жадно вдохнул ароматный запах, но переборол себя иотставил кружку с кавой. Нет, надо заставить себя заснуть. Завтра будетпобедный день, но торговля за каждый процент будет жестокой. Надо голову иметьсвежей. Потом, когда он возьмет Киев, можно от щедрот своих подбросить им парукаких-либо льгот. Хоть и сами хорошо на нем заработают, но и ему помогли. А какихльгот, придумает позже…

Он долго лежал, прислушиваясь к ночным звукам. Небо началосереть, когда сердце начало успокаиваться, а дыхание пошло глубже. Руки и ногинаконец отяжелели, по ним разлилось тепло. Он ощутил, как наконец-топроваливается в сон…

В сенях раздались крики, лязг оружия. Владимир вскочил, рукамгновенно метнулась к мечу. Тот чернел у изголовья в ножнах, но с такимнаклоном, чтобы выхватить одним движением.

Дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалился живой комиз тел, из середины раздался задыхающийся голос Звенька:

– Беги, княже!.. От Ярополка… убивцы…

Перепрыгнув через борющихся, в комнату ворвались двое: впанцирных доспехах поверх кольчуг, с мечами наголо и нелепыми в ночной резнещитами.

Владимир швырнул им в лица меч, сорвал со стены клевец,ударил как можно быстрее, понимая, что второго раза не будет, отпрыгнул иповернулся ко второму. Сбоку он слышал хлюпающие звуки, потом послышалосьпадение грузного тела.

Оставшийся воин с опаской косился на клевец, смертельноопасный даже для доспеха, но все же надвигался на голого до пояса и босогокнязя. Владимир страшно закричал, пугая противника, затрясся, делая вид, чтопревращается в берсерка, пустил пену изо рта, начал теснить, обрушивая яростныеудары, но тут ворвались еще пятеро и, толкаясь и мешая друг другу, бросились наВладимира с мечами и дротиками.

Он похолодел – это была смерть. За спинами нападавшихзагремело, там поднялся огромный, как медведь, Звенько, оставив на полураздавленных и стонущих, оторвал от себя последнего, ударил об пол:

– В окно… В окно, княже!

Владимир отступал, пока не уперся спиной в глухую стену.Где-то дверца во внутренние покои, он уже дрался обеими руками, мечом иклевцом, руки гудели от усилий, каждый удар отражался в костях болью. Наконецголая пятка ощутила гладкое. С силой ударил ногой, споткнулся и упал навзничь,ввалившись в совсем темное помещение.

Над головой пролетели два дротика. Невидимая стена сзадиотозвалась глухим ударом. На голову посыпалась труха.

Он извернулся, как кошка, и встал на ноги, но тут в двернойпроем влетел огромный человек. Владимир в последний миг повернул меч, тот заделЗвенько по плечу плашмя… А дружинник захлопнул дверь и мгновенно подпер ееколом, которым дрался. С той стороны навалились, закричали в несколько голосов,начали бить тяжелым.

В слабом лунном свете, что падал в окошко, Звенько выгляделчудовищем. От рубашки остались клочья, волосы слиплись от крови и стояли дыбом,как у лесного зверя. Темные струйки стекали по лицу, темнели на груди, налохмотьях. Дышал он часто, с хрипами, словно копья пробили ему легкие. Глазавылезали из орбит. Вид у него был отчаянный, полный стыда и злости.

– Возьми меч и щит, – велел Владимир сдавленно. Оноткинул крышку сундука. – Вот этот принадлежал воинам Гостомысла… А то иему самому!

Сам он, не выпуская оружия, осторожно выглянул в окно. Дворвнизу был залит багровым светом факелов. Чужие дружинники бегали с обнаженнымимечами, нещадно рубили не только тех, кто оказывал сопротивление, но и простонеосторожно выскакивающих во двор.

Горечь от поражения была такой едкой, что хотелось открытьдверь и прыгнуть на обнаженные мечи. Всего час назад в мечтах уже казнил имиловал по всей Руси!

– Как… – хрипел Звенько, – как… они?..

В огромной груди булькало сильнее. Изо рта бежали струйки алойкрови. Даже в слабом свете светильников кровь казалась слишком светлой.

– Захватили как сонных кур!

Выходит, Ярополк вовсе не посылал огромное войско. Понимая,что сын рабыни еще не успел в Новгороде укрепиться, стать до конца своим, онотправил малую дружину из бывших воинов Святослава. Те взбирались на стеныСемендера, прыгали со скал в Болгарии, врывались в горящие дома Севильи. Онисумели без шума проникнуть в терем. А без князя Новгород противиться волеЯрополка не будет.

– Все потеряно… – выдавил он с отчаянием.

Залитый кровью Звенько, даже по ногам бежит и оставляет заним лужи, прохрипел, булькая, выплевывая кровавые пузыри:

– Я тоже однажды так думал… Но в последний миг явилсяты!

– К нам никто не явится.

– А мы сами? По малой лестнице не спуститься?

– Уже нет. Они рассыпались по всему двору.

Дверь трещала, одна из досок проломилась, там мелькнулоперекошенное лицо. При всей горечи в душе руки воина делали свое: он схватилдротик, их в углу целый пучок. Острие ударило точно в пролом. Там послышалсякрик, в дверь колотить перестали, затем после воплей боли и ярости стали битьеще мощнее и жестче.

Владимир, подталкиваемый верным гриднем, вылез в окно, зависна руках. Когда ноги уперлись в карниз, он медленно двинулся вдоль стены,молясь богам, чтобы снизу не догадались взглянуть наверх, с этой стороны терем– глухой, без окон. Щекой он терся о шероховатую поверхность бревен, слышалгорький запах смолы. Какая лакомая цель для лучников! Еле двигается, почтиголый. Мощно пущенная стрела может приколоть его к стене, как жука.