Держа меч обеими руками, он прижал его к груди, вскинул кнебу, призывая Вотана. Лицо озарилось хищной улыбкой, глазами цепко держал лицопротивника.

Владимир терпеливо ждал. Оба лезвия поблескивали в руках,как мокрые змеи. Олаф наконец подобрал щит, небрежно прикрыл левую сторонугруди и шагнул вперед.

– До первой крови! – предупредил конунг строго.

По его знаку двое дюжих воинов встали за спиной Владимира ивдвое больше – за Олафом. В их руках были толстые веревки.

Конунг резко взмахнул рукой:

– Начали!

Олаф не бросился вперед, как ожидал Владимир. Бой был быслишком короток, показать себя не удастся, собравшиеся будут разочарованы. Сширокой улыбкой, играя мышцами, он без нужды пошел по кругу, зато давал всемполюбоваться его рельефной спиной, где одни молодые мышцы, ни капли жира,широко и мощно разводил в стороны длинные мускулистые руки.

Владимир, который сам вел бы себя так же, сразу жеинстинктивно выбрал роль тихого и незаметного бойца. Не делая лишних движений,не напрягая без нужды мышцы, он отодвигался от наступающего Олафа, делаяритуальный круг, пока снова не оказались каждый на прежнем месте.

В толпе кричали, подбадривали. Олаф торжествующе улыбнулся,внезапно вскрикнул весело и страшно, взвился в воздух, одним прыжком преодолеврасстояние до хольмградца. Владимир поспешно сделал шаг назад и в сторону, егомечи распороли воздух.

Зазвенело железо. Олаф ловко принял удар серединой щита, гдеблестела широкая бляха, Владимир отбил меч викинга. Оба отступили на шаг, ударыбыли не в полную силу.

В толпе орали, подбадривали Олафа. Крики становились всезлее, кто-то уже вопил исступленно, требовал крови. Владимир быстро зыркнул посторонам, поймал озабоченный взгляд конунга.

Олаф подбадривающе кивнул Владимиру:

– Держись!.. Я иду.

– Жду, – ответил Владимир.

Олаф шагнул, красивый и напряженный, чуть пригнувшись, меч вправой руке, щит в левой, шагнул еще… и тут хольмградец словно взорвался. Обамеча заблистали с такой скоростью, что слились в две сверкающие полосы.

Вместо хольмградского конунга заметалось четырехрукоечудовище с четырьмя, а не двумя мечами. Конунг даже вспомнил такую статуэткувосточного купца, видел в Царьграде, бог разрушения. И мелькали мечихольмградца с такой скоростью, что он был, как червяк в кокон, закутан всверкающий шар из полос закаленного железа.

Не успела замершая толпа перевести дыхание, как этот вихрьиз металла надвинулся на грозного викинга. Лязг железа превратился в сплошнойзвон. Олаф пытался вскинуть меч, но с ним словно бы дрались три противника:удары сыпались справа и слева.

Звон неожиданно оборвался. Хольмградец отпрыгнул, а Олафстоял потрясенный, смотрел дико. В левой руке была зажата ременная петля щита,а тот, раскрошенный на щепки, усеивал землю на три шага вокруг. Меч былвыщерблен в трех местах, да так сильно, что крепкий удар оставит в ладонивикинга лишь рукоять. Но главное, что на груди и плечах Олафа кровоточилинадрезы!

Молчание было полным. Все застыли, словно вмороженные в лед.Конунг первым совладал с потрясением. Сказал хрипло, в голосе был стыд и в тоже время великое облегчение:

– Бой окончен. Победил хольмградский конунг Вольдемар.

В толпе молчание все еще длилось, победа хольмградца былаполной, даже чересчур, но Олаф, похоже, только сейчас осознал глубинупоражения. Он провел ладонью по груди, слизнул кровь. Синие глаза налилиськровью. Голос стал яростный:

– Что царапина? Мы все возвращались из походов и не стакими ранами! Но возвращались победителями!

Он отшвырнул иззубренный меч, пошел на Владимира, раскидываяогромные руки. Конунг не успел сделать знак людям с веревками, как Владимирразом отшвырнул мечи. Взгляд, который метнул на конунга, был требовательным.

Мышцы на руках Олафа вздулись, как сытые змеи. На спине обозначилисьи застыли в каменной твердости две широкие, как щиты, пластины мускулов, ихразделяла выемка хребта. С боков поднялись и застыли крылья тяжелых мускулов.Даже шея стала толще, голова как бы врастала в могучий торс. В глазах былообещание скорой и жестокой смерти.

Владимир в последний миг отступил на шажок, избегая захвата.Олаф тяжелее, полагается на звериную силу. Но зверь побеждает лишь того, кто невоспитан в борьбе с неведомым врагом. Олаф сильнее, но ему не приходилосьбегать с мешком, набитым камнями, не стискивал ногами бока коня, чтобы трещалиребра, викинги все еще не знают коней, сын конунга привык побеждать среди такихже, как и он сам!

Он еще раз избегнул захвата, затем, перехватив за кисть,дернул, сам ушел в сторону и небрежно дал подножку. Олаф как падающая скалаобрушился на каменистую землю, проехал на животе, обдирая лицо и локти, вскочил– яростный, с искаженным ненавистью лицом.

Владимир снова избежал захвата, опрокинул еще и еще, а натретий раз Олафу удалось захватить его обеими руками. Владимир ощутил, какзатрещали ребра, в глазах потемнело. Зрители затаили дыхание, криков уже небыло.

С трудом применив способ, которому учил еще Сувор, Владимируслышал, как вскрикнул от боли викинг, выскользнул из его мокрых от пота рук,внезапно ударил под ложечку. Викинг схватил ртом воздух, лицо побледнело.Владимир отступил на шаг, опустил руки. Пусть видят, что опять мог бы сразитьнадменного сына конунга!

Олаф судорожно вздохнул, наполнил грудь воздухом, взревел ибросился на противника. Владимир видел, как морщился конунг. Старый воинпонимал, что сейчас его сын проиграл бой бесповоротно. Ярость хороша толькопротив ярости.

Еще дважды Владимир опрокидывал взбешенного викинга. Тот былвесь в царапинах и ссадинах, правую сторону лица расцвечивал кровоподтек, изорта текла кровь. Когда поднялся в последний раз, изо рта вместе с кровью пошлапена. Он дико вращал глазами, трясся, в вытаращенных глазах было безумие.

– Берсерк! – раздались крики средисобравшихся. – Он стал берсерком!

– Олаф? Он не был…

– Берегитесь!.. Он всех…

Конунг взмахнул рукой. Веревки взвились в воздух, наревущего в ярости викинга набросились и те, кто стоял за его спиной, и те, ктоготовился вязать хольмградца. Олаф бешено сопротивлялся, катался по земле, двеверевки лопнули, он орал и впивался в них зубами, один воин вскрикнул и затрясокровавленной кистью, разбрызгивая красные капли.

Владимир старался не смотреть на конунга. Берсерки всегдабыли позором семьи. Их брали в набеги, но в мирное время изгоняли из селений подстрахом немедленной смерти. Им разрешалось жить, как зверям, только в дальнихпещерах, куда не позволяли остальным гонять скот и охотиться. Даже само слово«викинг» является бранным, как на Руси – тать, или разбойник, а уж берсерк –это не просто разбойник, а порченый разбойник, который в припадке может убить илучшего друга, как во сне, так и наяву.