он считал, будто мне некомфортно находиться с ним рядом.

Когда выхожу из аудитории, у меня вибрирует телефон. Зельда.

– Привет, – говорю я, принимая вызов.

– Макперфект заболел? – спрашивает Зельда.

– С чего ты взяла?

– Пара отменяется. Ты не получила имейл?

– Я еще не проверяла сегодня электронную почту, – признаюсь я.

– Не хочешь вместо этого покрасить мне волосы? – продолжает Зельда. – Я купила розовую краску. Но у меня нет настроения идти в парикмахерскую.

Я задумываюсь. У Эми мне нужно быть только через четыре часа.

– С удовольствием. Встречаемся перед главным корпусом?

– Жду тебя!

Прежде чем отправиться к ней, я печатаю короткое сообщение Сэму:

Ты правда заболел или это из-за вчерашнего вечера? Надеюсь, ни то ни другое и тебе просто лень.

И уже собираюсь написать «Целую, Тамсин», но в последний момент понимаю, что не стоит. Завершаю сообщение фразой:

До встречи, Тамсин.

По пути к Зельде успеваю пересказать ей историю с Сэмом. Ее реакция возрастает от удивленного: «О нет!» – к понимающему: «О нет», – затем следует встревоженное и наконец сочувственно-испуганное: «О нет».

– А теперь думаю, что он отменил пару из-за меня.

– Очень возможно, – говорит Зельда. – Вы попали в дерьмовую ситуацию.

– «Вы»? – переспрашиваю я. – Я вообще ничего не сделала.

– Знаю. Но ты не совсем ничего не сделала, если понимаешь, о чем я.

– Нет, не понимаю. Просвети меня.

– Эта близость между вами. Тебе не кажется, что он истолковал ее иначе?

– О боже, надеюсь, нет! Я думала, мы очень-очень близкие друзья. Раньше мы тоже прикасались друг к другу. И он никогда не понимал это неправильно. – У меня сжимается горло. Сначала Доминик, теперь Сэм. Что со мной такое?

– Раньше у тебя, наверное, и грудь была поменьше, – смеется Зельда, и я тыкаю ее в бок.

– Очень смешно, – откликаюсь я, но мне не до смеха.

– Да ладно тебе, все будет хорошо. Он найдет себе другую, и тогда вы снова сможете дружить. Но сейчас побудь моей подругой и раскрась эту скукотень, которую большинство людей называют волосами.

Мы садимся на край ванны, и Зельда изучает вкладыш из коробки с краской.

– Ты должна хорошо втереть краску, но стараться не задевать мою кожу. Потому что иначе ты и меня покрасишь. Оставить на полчаса, бла-бла-бла, избегать попадания в глаза, и кормить ею детей тоже нельзя. О’кей, думаю, с этим мы справимся, да?

Кивнув, надеваю резиновые перчатки, которые протягивает мне Зельда. Она подставляет голову под кран и мочит волосы. Потом накидывает на плечи полотенце, чтобы не испачкать одежду.

– Хорошо встряхни бутылочку, – объясняет подруга, и я следую ее инструкции. Нажимаю на кнопку и выдавливаю большую порцию ярко-розовой пены, которая с шипением увеличивается в размерах от взаимодействия с воздухом. Я начинаю массирующими движениями наносить пену на волосы Зельды.

– Кстати, со мной связался Мэтью Джеймс Молино III, – произносит Зельда, пока я пытаюсь не измазать розовой краской ее ухо. – Моя мама дала ему мой номер. – В ее голосе звучит тоска.

– И? – спрашиваю я.

– Говорит, что постоянно думает обо мне, – театрально стонет Зельда.

– Послушай, тебе нужно переубедить родителей. Они не могут заставить тебя выйти за кого-то замуж. Кроме того, ты еще слишком молода!

– Если хочу оставаться в этой семье, надо соответствовать ее стандартам. Это слова моего отца.

– Так не будь в этой семье!

– Легче сказать, чем сделать. Ты когда-нибудь разрывала отношения с семьей? – парирует Зельда.

– Хороший аргумент, – отзываюсь я и выжимаю на ладонь еще порцию розовой краски. – Но это ведь не решение. Ты ему ответила?

– Я не сумасшедшая! И поверь, каждый день думаю, чтобы наплевать на все и заниматься тем, чем захочу. Но не знаю, чего мне хочется. Ты больна литературой. А я – всем понемножку. По-моему, я еще не нашла свое настоящее призвание. А остаться одной, без семьи и без цели в жизни… Не знаю, смогу ли.

– Так, во-первых: ты сможешь все, чего только захочешь. Поверь мне. Я никогда бы не подумала, что смогу уехать из Росдэйла. Но это оказалось очень легко. Я бы не подумала, что так скоро снова впущу кого-то в свою жизнь, а потом и это сделала…

– Да, и смотри, сколько боли тебе это принесло, – возражает подруга.

– Да, о’кей, но если и так, я бы сказала, что самое прекрасное в этом стоило боли. – На глаза наворачиваются слезы, но я быстро их смаргиваю.

– А что во-вторых? – напоминает Зельда.

– А во-вторых, ты далеко не одна. Тебя любят соседи по квартире. У тебя есть я. Я всегда поддержу тебя, когда буду тебе нужна. В любой момент. Знаю, что в последнее время я была немного… ну… отсутствующей, но это не нормальное мое состояние. Ты нравишься Сэму, на него тоже можешь положиться. И кто знает, возможно, до твоих родителей и братьев все-таки дойдет, что с тобой нельзя так обращаться, если ты покажешь им, что говоришь «нет» на полном серьезе.

– Не думаю, – с горечью говорит Зельда. – Но пока речь о том, чтобы мне стало комфортно. Ты все намазала?

– Почти, – отвечаю я и втираю последнюю пригоршню пены в кончики волос. – Та-дааа, – объявляю, закончив. Зельда оборачивает голову полотенцем, которым – судя по интересному цвету – нередко накрывала окрашенные волосы.

– А теперь ждем, – с довольным видом сообщает подруга. – Давай я отблагодарю тебя? Накрашу тебе ногти или типа того? – Зельда открывает шкафчик, и моему взору предстают не меньше пятидесяти флакончиков с лаком для ногтей. – Выбирай цвет.

– Никогда не видела такого большого выбора лаков, – произношу с уважением.

– Да-да, настоящая коллекция, знаю. К сожалению, коллекционирование лаков не пользуется всеобщим признанием, как коллекционирование произведений современного искусства. Иначе я бы уже нашла себя.

Изучаю оттенки. Не хочу ничего кричащего, так что неоновые цвета сразу исключаются. В конце концов мой выбор падает на классический красный, не слишком яркий, не слишком темный.

– Так и знала, что ты его выберешь, – смеется Зельда.

Когда протягиваю ей правую руку, она красит ноготь за ногтем с аккуратностью, на которую я никогда не была способна. Потом переключается на левую руку.

– Ну? – спрашивает она, закончив. – Что скажешь?

Я рассматриваю ногти. Красиво.

– Очень сексуально, – заключаю я.

– И не говори. Сэму лучше не показывай. – Зельда нагло ухмыляется, и я не сдерживаю смех. Хорошо, что можно на какое-то время перестать серьезно относиться к вещам. Это не означает, что я не отношусь серьезно к чувствам Сэма. Но в серьезности иногда нужно делать паузу.

Когда истекают тридцать минут, Зельда снимает полотенце. Подставляет голову под кран и держит, пока не смывается лишняя краска. Потом вытирает волосы. Они выглядят очень розовыми, и я округляю глаза.

– Подожди, скоро увидишь их после сушки, – комментирует Зельда и включает фен.

Закончив, она бросает взгляд в зеркало и издает ликующий возглас. Я встаю возле нее, и мы смотрим на наши отражения. Я складываю пальцы в воображаемый фотоаппарат, в мельчайших деталях запоминаю наши образы и – «щелк» – сохраняю картинку в памяти. Зельда смеется.

– Ты выглядишь собой, – заявляю я.

– А ты собой, – отвечает она. – Спасибо за помощь. – Она поворачивается ко мне и крепко обнимает. – За все, я имею в виду. Очень ценю, что ты беспокоишься из-за моей свободы.

Мы замираем в объятиях друг друга.

Я прижимаю к себе ее маленькую, худенькую фигурку и радуюсь, что Зельда у меня есть.

Стоя перед домом, в котором прошло детство Риса, я очень нервничаю. Как же надеюсь, что мы получим ответ на волнующий его вопрос.

Эми не преувеличивала. У большинства зданий в этом районе такой вид, будто они вот-вот обрушатся. Многие заколочены досками, а дворики перед входами завалены мусором. В отдалении возвышаются жилые дома повыше. Эми говорит, там по-настоящему опасно. Бедность здесь невозможно не заметить. Я чувствую облегчение оттого, что переоделась в простые джинсы и кроссовки.

– Говорить буду я, – заявляет Эми, и я киваю. Рада, что смогу держаться в стороне.

Она поднимается по деревянным ступеням к входной двери. Перила сломались и вылетели из гнезд. Ощущение, что они держатся только на ржавчине. Эми стучится, так как звонка нет.

В глубине дома начинает лаять собака. И раздается детский плач.

– Черт возьми, заткнись, Спайк! – рявкает женщина. Затем распахивается дверь. Перед нами стоит хозяйка, которая орала на собаку, – по крайней мере, надеюсь, она имела