получать умоляющие сообщения от Доминика. Парень, от которого я сбежала, не оставляет меня в покое, а тот, за кого я готова отдать все, больше не хочет, чтобы я была частью его жизни. Это вгоняет меня в отчаяние. Не могу смириться, что все так, как есть. Но чем больше времени проходит, тем сильнее убеждаюсь, что между мной и Рисом все кончено.

Сегодня я согласилась после лекций пойти в гости к Сэму. Он предложил устроить марафон Уэса Андерсона. По словам Сэма, пастельные тона и абсурдные персонажи его фильмов способны спасти от тяжелой депрессии. Как назло, когда он приглашал меня, рядом стояла Зельда и быстро ответила:

– Да, она придет. Вот видишь, Тамсин, значит, не так уж и плохо, что мне сегодня некогда играть в настолки, как ты хотела.

Я была слишком измотана, чтобы объяснять, что никаких настолок не хотела и предпочла бы побыть в одиночестве.

Мы с Зельдой уже минут десять стоим около машины Сэма. Зельда настояла, что подождет со мной. Возможно, чтобы убедиться, что я не сбегу.

– Можешь подержать? – просит она и сует мне в руки флакончик черного лака для ногтей. А потом закрашивает облупившийся оранжевый лак. – Уверена, вечером все будет супер. Вот увидишь. Рано или поздно страдания должны заканчиваться.

– Хорошо тебе говорить, – отзываюсь я.

Зельда закатывает глаза.

– По-моему, я достаточно долго тебя жалела, – заявляет она. – Это мне-то хорошо говорить? Не смеши меня. Хочешь знать, что такое настоящая трагедия? Когда тебя насильно выдают замуж.

– Что ты имеешь в виду? – теряюсь я.

– Давно собиралась тебе рассказать, но ты все время была такая грустная! Я не хотела втягивать тебя еще и в свою драму. Представь себе, в Рождество я познакомилась с будущим мужем. Ура! – с сарказмом произносит она.

– Что, прости? – Мне трудно поверить в это.

– Да, мои родители считают, что пора активно и совместными усилиями подбирать «подходящего кандидата». Мужчины в нашей семье занимаются бизнесом, понимаешь? А женщины выходят за мужчин, которые занимаются бизнесом.

– Ты прикалываешься, да? – спрашиваю я.

– Хотела бы, чтобы это был прикол. Как думаешь, почему мои волосы вдруг стали такими скучно светлыми? Родители затащили меня к парикмахеру, чтобы перекрасить. А потом запихнули в обтягивающее черное платье и презентовали. Некоему Мэтью Джеймсу Молино III. Он успешный юрист из хорошей семьи и якобы «увлечен» мной. Я показалась ему «освежающей». Кто вообще так выражается? Не хватает только, чтобы выяснилось, что мама уже выбрала мне свадебное платье. Готова поспорить, список гостей давно составлен.

– Ох, Зельда! – ахаю я. – Не могли же они так поступить? – Не представляю Зельду в облегающем черном платье. С накрашенными ногтями, ботинками Dr. Martens, готическими юбочками и броскими образами она не сочетается с миром, который сейчас описывает. Подруга рассказывала мне о своей семье, об огромной вилле, автомобилях, бассейне, о братьях, которые якобы добьются всего. Но до сих пор мне и в голову не приходило, что кто-то может диктовать Зельде, что ей делать.

– Не волнуйся, у меня уже есть план. Я просто выдам себя за тебя. Ты все равно вечно торчишь дома. Никто и не заметит подмены.

– Серьезно, Зельда, этого же не случится, да?

Она пожимает плечами.

– Я бегаю быстрее, чем родители. А если бежать зигзагами, они совсем растеряются. Так что, думаю, побег должен удаться.

Звучит не очень обнадеживающе, но подходит Сэм, и Зельда прикладывает палец к губам, давая мне знак ничего не говорить.

– Хочешь, сходим в парикмахерскую? – спрашиваю я на прощание через опущенное окно машины. – Можешь покрасить волосы во все цвета радуги. И мне не повредит немного измениться.

– Великолепная идея! – просияв, отвечает Зельда.

Она машет нам рукой, пока мы выезжаем из кампуса.

У Сэма мы заказываем пиццу. Не то чтобы у меня был аппетит, но он настаивает. Пока мы ждем, начинаем смотреть «Семейку Тененбаум». Как раз на нашей с Сэмом любимой сцене звонят в дверь. У нас вырывается раздраженный стон.

– Так, ладно, еще раз посмотрим, как Марго встречается с Ричи.

Сэм отправляется за пиццей и возвращается, нагруженный коробками и бутылкой вина. Он наливает нам по бокалу и раскрывает коробку с пиццей. Потом отматывает фильм назад и жмет на кнопку воспроизведения.

Мы второй раз смотрим, как Марго Тененбаум, одетая в длинную шубу, в замедленной съемке выходит из рейсового автобуса. Она останавливается на дороге, и ее волосы слегка развеваются на ветру под мягкие гитарные звуки These Days Нико. Дальше камера показывает ее брата Ричи со спортивной повязкой на лбу и затемненными очками. Пока Нико поет, камера переключается между Марго, которая идет к брату, и Ричи, который сидит, закинув ногу на ногу.

– Мало где музыка и кадр настолько идеально сочетаются друг с другом, – говорит Сэм. – Это потрясающе. Ты так не думаешь?

Я киваю. И правда потрясающе. Любовь во взгляде Марго и беспомощность ее брата.

– Рада, что пришла, – произношу я. – Спасибо.

– Не за что, – отвечает Сэм и приобнимает меня. Прикосновение поначалу воспринимается странно, но я с удивлением обнаруживаю, что именно этого мне и не хватало. Быть рядом с кем-то. Впервые по-настоящему осознаю важность прикосновений. Людям они необходимы. Я расслабляюсь в объятиях Сэма и льну к нему. Почему мне не должно нравиться быть рядом с ним? Мы ведь давние друзья.

Сэм мягко целует меня в макушку и крепко прижимает к себе. Передо мной возникает образ Риса, но я его прогоняю. Это мой вечер. И Сэма. Рису здесь делать нечего. Ему не нужна моя помощь. И я ему не нужна. Надо с этим смириться.

Прикоснувшись губами к моему виску, Сэм замирает на несколько секунд. А я закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением того, что меня любят. Потом поворачиваюсь и обнимаю его. Я так благодарна за этот вечер, за идею марафона фильмов Уэса Андерсона, за близость между нами. Обвиваю его руками за шею и целую в щеку.

– Спасибо, – еще раз говорю я. Мы смотрим друг другу в глаза и знаем, что всегда будем вместе. Сэм подается вперед и целует меня в губы. Я слегка озадачена, в общем-то, это не самое подходящее место для дружеского поцелуя. Но он улыбается, и я не могу не улыбнуться. Он снова тянется вперед и прижимается губами к моим губам. Они приятно теплые и мягкие. Я не сопротивляюсь. Мне нравится быть рядом с ним. Это знакомое чувство и все же новое. Он не отстраняется и начинает целовать меня по-настоящему. У меня вырывается удивленный вздох. Ощущение губ Сэма на моих вызывает воспоминание о Рисе. О страсти, которая пылала между нами. О любви.

– Подожди, – задыхаясь, произношу я и отталкиваю Сэма. – Я не могу. – Спрыгиваю с дивана.

Сэм откашливается.

– Э, о’кей, – откликается он. – Черт. Прости.

– Нет-нет, все в порядке, – отвечаю я, растерянно замерев в центре комнаты.

– Я думал, – нерешительно начинает Сэм, – ты тоже этого хочешь.

– Да нет, без понятия. Это не твоя вина, – уверяю его.

– Не собирался на тебя набрасываться. Нет, вообще-то хотел, но не так, чтобы тебе было некомфортно.

– Извини, – говорю я. – И не думала давать тебе ложную надежду. Это… – Я замолкаю.

– Дело в Рисе, верно?

– Да, – сглатываю я.

– Мне стоило догадаться. Поверь, я этого не планировал. Не заманивал сюда под фальшивым предлогом, чтобы воспользоваться твоей уязвимостью.

– Что ты, я так и не думаю, – отвечаю быстро. – И я не планировала переносить на тебя тоску по другому человеку.

– Так вот что это было? – спрашивает он, и я слышу разочарование в его голосе.

– Это первое объяснение, которое приходит мне в голову.

Сэм кивает.

– О’кей. Хм. Что ж. Так. Надо сперва это переварить. – Он проводит рукой по лицу.

– Это значит… – Мне не хватает смелости договорить.

– Что ты мне нравишься? – продолжает Сэм, и я смотрю на него. – Да, можно так сказать.

– О нет, – выпаливаю я.

– И не говори.

Я сажусь рядом с ним на диван и кладу ладонь ему на бедро. Мне хочется сделать ситуацию менее дискомфортной, но не знаю как.

– Наверное, лучше тебе пока меня не трогать, – просит Сэм.

– О да, конечно, прости. – Убираю руку. – Что теперь будем делать?

– Думаю, тебе стоит уйти, – говорит Сэм. – Я тебя подвезу, если хочешь.

– Нет-нет, все в порядке. Сяду на автобус.

Пока надеваю обувь и куртку, он продолжает:

– А потом, думаю, посмотрю