плече, потом на боль в ноге, потом на боль в суставах, и так далее, и тому подобное. На нее сильное впечатление производил тот или иной поставленный им диагноз, и он лечил ее разными таблетками. Когда симптомы возвращались, он давал ей еще больше таблеток, пока ее состояние не улучшалось. Она часто утомлялась на работе, и это напряжение отражалось на ее шее, плечах, спине. Он делал ей массаж, чтобы снять мышечный спазм, и после массажа она чувствовала себя легкой, как перышко, но лишь ненадолго. Когда боли возвращались, он снова делал ей массаж, чтобы унять боль. У меня в памяти остался яркий образ их двоих – это когда мы втроем и Майтри выпивали вместе дома. Моя мать тесно прижималась к дяде-доктору Сиаму так, как будто она была не разделенным с ним сиамским близнецом. В одной руке он держал стакан, а другой рукой массировал матери плечо.

– Скажи честно, дядя доктор. Ты не устал заботиться о маме? – спросил я у него однажды, когда мать вышла из комнаты.

Он помолчал, прежде чем ответить, и произнес беззаботно:

– Это доставляет мне удовольствие.

А что теперь? Ты восстанешь из мертвых, чтобы сделать ей массаж, станешь выполнять за нее ее повседневные обязанности просто ради удовольствия делать это для нее, для моей матери? Никто ее сейчас не массажирует.

– О… Где доктор Сиам? – спрашивает она, плача от боли, но сразу вспоминает, как ты лежал в кровати без сознания. – Куда же ты ушел? Почему ты еще не вернулся?

Я знаю, она это говорит в переносном смысле: ведь нельзя называть кого-то лежащего в бессознательном состоянии «мертвым». Вместо этого следует говорить, что они оказались в лучшем месте или отправились в какое-то путешествие. Я это знаю, но мне кажется, что ее выбор слов и переносных смыслов указывает на нечто более глубокое.

Еще одна вещь, с которой я связываю паралич д-ра Сиама, – это его работа, а точнее, увлечение стволовыми клетками. Поначалу эта терапия казалась такой модной и поразительной, и он, и его пациенты, которые выстраивались к нему в очередь, все взахлеб обсуждали эту новинку, рассказывая о ней всем и каждому. Но подобно любым модным веяниям, лечение стволовыми клетками как пришло, так и ушло. Спустя год после внезапного бума популярности этой методики его пациенты стали исчезать. Он открыл несколько клиник в разных провинциях, и это увеличило объем работы, оставив ему меньше времени для регулярного ухода за их пациентами. И по мере сокращения числа пациентов вырастала стоимость услуг: арендная плата, оплата импортных медикаментов, расходы на бензин, взятки… И чем больше пациентов к ним приходило, тем больше нежелательного внимания они к себе привлекали. Лечение стволовыми клетками не было общепризнанной методикой. Поэтому правительственные чиновники вились вокруг д-ра Сиама, как рой мух, вымогая у него взятки в обмен на свое молчание. Когда размер взяток перестал их удовлетворять, они начали угрожать ему закрыть все его клиники. Такого рода бизнес может процветать от силы два-три года, не больше.

Д-р Сиам все это прекрасно знал, но хотел сохранить свои неурядицы в тайне от моей матери. Ей он говорил, что для бизнеса вполне естественны взлеты и падения, не желая разочаровывать ее (и только ее). Однако его заботы и тревоги частенько выплескивались наружу, когда мы вместе выпивали до поздней ночи. Это не были исповеди в полном смысле слова, но все его тревоги по поводу работы и денег изливались сами собой, а он как будто этого не осознавал. Словом, я собрал все крупицы информации, которые он мне поведал, и сложил из них целостную картину того хаоса, в который превратилась его жизнь.

Дядя Сиам был горьким пьяницей. Он мог в конце долгой недели в одиночку прикончить бутылку виски, не говоря уж о том, что каждый день выпивал по полбутылки. После работы или после поездки в другую провинцию он возвращался домой никакой, с трясущимися руками, и наконец полностью расслаблялся, махнув полстакана неразбавленного виски.

С каждым глотком он с удовольствием рассказывал истории из своего прошлого.

Как-то вечером он признался, что ему жалко предыдущего премьер-министра. Многое узнав о глубинных основах тайской политики, он считал, что в стране масса недостатков – и дело тут не только в людях, но в самой системе в целом. Никто его не слушал.

– Он же обыватель, простолюдин, чья значимость была сильно преувеличена оппозицией, – заявил он, а потом, помолчав, добавил: – Но не забывай, он был легитимно избран нашей демократической системой, – и, плеснув виски из стакана себе в глотку, снова наполнил стакан. – А они изменили систему только для того, чтобы поиздеваться над ним.

И затем в один прекрасный день он внезапно заявил нам, что хочет заняться политикой.

– Я хочу помочь нашим братьям и сестрам в этой стране, потому что я прекрасно знаю, каково им живется.

Он планировал выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах в местный совет.

– А маме об этом известно? – спросил я.

– Конечно, – коротко ответил он. – Но клинику я не брошу.

Незадолго до этого состояние его здоровья ухудшилось настолько, что он лег в больницу. Ему диагностировали диабет. Анализы показали, что уровни холестерина и триглицеридов у него опасно высоки, и что его сердце плохо функционирует вследствие болезни коронарных артерий, и еще у него выявились симптомы хронического алкоголизма (ну, об этом я и так знал). В результате ему прописали строгий режим: посадили на жесткую диету, запретили употреблять алкоголь и так далее. Пролежав в больнице неделю, он вернулся домой восстанавливать здоровье, но тут вдруг впал в депрессию. Когда в его физическом состоянии появились признаки улучшения, он опять стал ездить по своим клиникам в разных провинциях. Туда его возила на машине моя мать, а возвращаясь домой, он запирался в своей комнате и сидел там тихо как мышь. Не привыкший находиться без дела, он стал беспокойным и возбужденным: без конца переключал пультом телевизионные каналы, читал подряд все журналы, какие мог найти в доме, копошился в своих вещах. Однажды он нашел старую губную гармошку с клавишами. Какое-то время после этого из его комнаты целыми днями доносились звуки, когда он пытался выдуть какую-то мелодию: он даже вышел из дома, чтобы купить руководство для игры на этом инструменте. Звуки, доносившиеся из его комнаты, были нестройными, но исполненными глубокой печали.

После месяца строгой диеты д-р Сиам вдруг вспомнил, что некогда