Как будто им могло стать еще хуже! Что может быть хуже дляребенка, чем в один день потерять обоих родителей?

Шон был взрослым, когда пять лет назад умерла его мать, ноэта рана все еще кровоточила. В одну из их последних встреч она сказала емунечто, весьма его озадачившее. Посоветовала сыну влюбиться, остепениться,завести семью.

«Ты создан для этого больше, чем кто-либо из нас». — Жизнь,которую вел Шон в течение последних пяти лет, в корне противоречила этомусовету. Сейчас, глядя на племянника и племянниц, он снова вспомнил о матери.Она всегда отличалась великолепным чувством юмора.

— Привет, Лили! — Эшли играла с пластмассовым совком на полуу ее ног.

— И какие новости? — Камерон скрестил руки на груди.

— На встрече с адвокатами ваших родителей прочитали их завещания.Они оба оставили вам почти все, чем владели.

— Все? — глаза Чарли расширились.

— Почти. Ваш папа оставил мне свои клюшки для гольфа, а ещекое-что завещал Реду, Тревису, дедушке и некоторым другим людям. А ваша мамаупомянула в завещании свою мать и Лили. «Добрую старую Лили», — подумал он. Шонвсе еще испытывал раздражение из-за того, что она усомнилась в его способностизаботиться об этой семье. Лили как будто пыталась подорвать его уверенность.

Лили через силу улыбнулась.

— Ваша мама хотела, чтобы я взяла себе ее одежду. Она всегдаубеждала меня в том, что нужно одеваться более модно, вы же знаете.

— И все? — спросила Чарли. — Совсем все? Больше никто ничегоне получит?

— Насколько я помню, нет. — Шон посмотрел на Лили. — А ты?

— По-моему, мы перечислили всех.

— Уф! — выдохнула Чарли, откидываясь на спинку дивана.

— Следовало упомянуть кого-то еще? — спросил Шон.

— Нет. Никого, — немедленно отозвалась Чарли.

Шон подумал, что она очень забавная девчушка. Ее не так-топросто понять. Камерон посмотрел на сестру и одними губами произнес что-то,чего Шону не удалось разобрать. Чарли показала ему язык.

— Значит, нас определят в приемные семьи или как? —осведомился Камерон.

— Ну конечно, нет, — ответил Шон.

— Мы же находимся под опекой. Вот я и думал, что насотправят в семьи опекунов.

У Чарли задрожал подбородок.

— Я не хочу в приемную семью.

— Твой брат просто приду... он неправильно понял. — Шонстарался терпеливо относиться к выходкам Камерона, но это было непросто. —Никто вас никуда не отправит. Вы будете жить со мной. Или, если говоритьточнее, я буду жить с вами. Здесь, в этом доме.

Ему странно было произносить эти слова. Еще неделю назад Шонбыл сам по себе, и вот уже у него есть дом в пригороде и трое детей. Шон никакне мог привыкнуть к этому. Как сказала Лили, этот приговор — пожизненный.

— А Лили и дальше будет жить в гостевой комнате? — спросилаЧарли.

— Она не может остаться, дурочка, — отозвался Камерон.

— Нет? — Взмахнув хвостиками волос, Чарли посмотрела наЛили.

— Я не могу, солнышко, — сказала Лили. — Но обещаю всегдабыть рядом. Мы будем каждый день видеться в школе, и я буду с вами по вечерам,когда ваш дядя работает.

Шон перевел дыхание. Вместе с социальным работником ониобсудили то, что называлось «предварительным родительским планом». Шон видел,что Лили была согласна не со всеми его пунктами, однако перед детьми она непоказала своих чувств. Это одно из ее главных достоинств. Она действительноставит детей на первое место. Шон знал, что завещание привело Лили в ярость,однако ради детей она держала свое недовольство при себе.

— А кто будет заботиться о нас, когда мы поедем к папе? —спросила Чарли.

— Мы больше не поедем к папе, тупица, — ответил Камерон. —Его там нет. Ты что, не понимаешь?

— Эй, — оборвал его Шон, — хватит!

Чарли повесила голову.

— Послушай, все будет хорошо, — заговорил было Шон, однакоего никто не услышал, потому что именно в этот момент Эшли дотянулась докнопки, включавшей измельчитель под раковиной. Измельчитель взревел, и глазаЭшли распахнулись от ужаса. Потом ее личико сморщилось, как смятый носовойплаток, и она издала свой коронный пронзительный визг.

Все, кто был в кухне, бросились к ней: Шон, Лили, Камерон,даже Чарли, и попытались успокоить малышку. Шон взял ее на руки и прижал ксебе. В середине недели Эшли решила, что он заслуживает доверия, и теперьразрешала ему брать себя на руки. Она прижалась к нему, и постепенно ее ревзатих. Потом, упершись кулачками в грудь Шона, Эшли посмотрела ему в глаза.

— Па!

Странное чувство сдавило ему грудь.

— Дядя Шон. Меня зовут дядя Шон. Можешь так сказать?

— Па! — снова сказала она и засунула в рот большой палец.

Поздно ночью Чарли пришла в комнату Камерона в материнскойночной рубашке. В ней Чарли казалась крошечной и потерянной. Ее глаза былиогромными — Камерон посмеялся бы над сестрой, если бы не почувствовал, чтодевочка до ужаса напугана.

— Что случилось? — спросил он. — Почему ты не спишь?

— Из-за Эшли, — тоненьким, испуганным голоском произнеслаЧарли.

О господи! Еще и Чарли. Кто еще знает об этом?

Камерону стало жаль сестру — он обнял ее и прижал к себе.Она была теплая, а волосы пахли детским шампунем.

— А что с ней такое? — спросил он, заранее зная ответ. Боже,Камерон сам был напуган не меньше Чарли.

— Мама сказала, что наш папа не отец Эшли. Что она не его.

Камерон глубоко вздохнул. И что теперь делать — сказатьсестре, что ее мать солгала или что она спала со всеми подряд?

— А когда она это сказала?

— В начале весны. Она очень разозлилась, когда папа увез насв Калифорнию.

Камерон похолодел.

— Она сказала об этом папе?

— Нет. Только мне. Она... ну, она была грустная и злая, и ейбольше не с кем было поговорить.

Наверное, тем вечером она выпила бутылку вина, как и тогда,когда сказала Камерону. Злость на мать, как кислота, жгла его. Ужасно злитьсяна родителей, когда их уже нет в живых, однако иногда он не мог справиться ссобой.

— Наверное, здесь какая-то ошибка, — заметил Камерон. — Тынеправильно поняла. Она имела в виду что-то другое.

— Она сказала мне, — повторила Чарли. — Многие думают, что ядурочка, но это неправда. Она сказала, что у Эшли другой папа, и теперь ябоюсь, что он придет и заберет ее.

Камерон тоже боялся этого.