Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лечиться после попытки подселения зловредной сущности пришлось ещё полгода. Товарища майора за это время благополучно отправили на пенсию, она и не возражала. Впрочем, и в этот раз ни Особому отделу, ни лично Кощееву ничего не обломилось.
– Я долго потом чувствовала его внимание, – негромко произносит Маргарита. – Через сны звать пытался, паскуда, смеялся, что я против него не выстою. Закрылась, сменила имя, наставила щитов… Отвязался. Вроде бы. Только гадить не перестал, и не поймаешь его…
Мы возвращаемся к скверу и Камню. Драконы, каждый в своей сумке, притихли, словно тоже слушают, ветер пригнал тучи и спрятал солнце, с реки тянет сыростью.
– И почему вы не хотите участвовать в работе Особого отдела официально? – спрашиваю я наконец. – Всё равно ведь хотите его остановить. Ну да, у них правила и отчёты, но вы ведь всю жизнь с ними работали, вряд ли так уж это мешает. И с поклонником тоже можно объясниться, взрослые ж люди.
Она жёстко усмехается.
– Объясниться можно. Вот только в прошлый раз… – Она набирает побольше воздуха и задерживает дыхание, прежде чем признаться. – В прошлый раз…
В прошлый раз запертый элементаль сумел-таки взять контроль над упрямой ведьмой. Ненадолго, но пары минут хватило как раз на то, чтобы влепить струёй пламени по ворвавшемуся в дом отряду освободителей.
Кощеев выжил.
Ещё двоих спасти не удалось.
– Я, Катенька, не хочу, чтобы он снова меня перехватил. Чтоб с моей силой смог кому-то навредить. Элементалей, говоришь, вызвать? Я пробовала. Много раз пробовала. Пока не явилась Саламандра и не объяснила популярно: ни силы, ни помощи от них мне не будет, дело это не моё, да и ресурса организма не хватит, чтоб снова удержать Знак.
Некоторое время мы молчим. Вот она, мотивация, вот они, цели. И вроде бы всё гладко сходится…
– С чего вы взяли, что они станут разговаривать со мной? Ундина мне в прошлый раз тоже заявила, что это не моё дело.
– Уже погибло три человека, – возражает Маргарита. – Они не контролируют его действия. Он дойдёт до массового жертвоприношения раньше, чем Особый отдел начнёт чесаться. Но ты способна принять их магию, а я действительно не потяну.
Я спотыкаюсь на попытке пересчитать.
– Почему три? Кто-то из лагеря?.. Лерка ведь жива.
Маргарита бледно улыбается.
У меня звонит телефон.
Я медленно подношу трубку к уху, не отводя взгляда от ведьмы.
– Да?
– Фамилии Вихрова и Колобаева тебе о чём-то говорят? – интересуется Князев.
Я хмурюсь, качаю было головой, но Маргарита меня опережает:
– Милана и Аня. С курсов.
Я прижимаю ладонь к губам, сквозь пальцы прорывается невразумительный писк. Ведьма мягко берёт меня под локоть, подводит к скамейке, я хватаюсь свободной рукой за спинку, но не сажусь. Князев, похоже, услышал Маргариту и потому моего ответа не дожидается.
– Родственники вызвали полицию с разницей в полчаса. – Он делает короткую паузу и добавляет: – Не успели. Дела скинули мне, картина, говорят, примерно та же: мёртвая девица, свечка, пепельница, солома.
– Наушники? – уточняю я окончательно севшим голосом.
– Наушники, – подтверждает Князев.
Вот вам и «Кукла колдуна».
Некоторое время мы молчим, я слышу в трубке невнятный шум, словно Князев тоже на улице.
– Я в это не верю, но спросить обязан, – говорит он. – Описание того ритуала ты ведь никому, кроме меня, не показывала?
Я мотаю головой, но тут же вспоминаю вчерашний вечер. Ни о музыке, ни о заклинаниях, ни о драконитах я не говорила – но что, если именно мои слова о соломенных куклах вызвали любопытство и заставили девчонок разыскать подробности?..
Это интернет.
Из него ведь ничего не пропадает навсегда.
Князев на мои сбивчивые объяснения шумно вздыхает. Я слышу хлопанье двери, потом урчание мотора.
– К делу не пришьёшь, – нехотя говорит он наконец. – Еду общаться с твоей будущей родственницей, будь на связи, возможно, придётся тоже подъехать. И расспроси свою ведьму поподробнее, вдруг поможет.
Он отключается. Я всего-то на секунду прикрываю глаза, чтобы привести в порядок мысли, а когда открываю – Маргариты рядом уже нет.
И дракона её нет.
И людей вокруг.
Только Камень смотрит на меня, как легендарный циклоп, единственным алым глазом, и пламя расставленных вокруг него свечей всё так же колышется на ветру.
Это глупо.
Я точно знаю, что пожалею.
Я даже могу себе представить, что мне скажет Князев, а Сашку вообще, наверное, удар хватит.
Я медленно подхожу к Камню, протягиваю руку и касаюсь выдавленной на его боку ладони – она тёплая и гладкая.
Приходите.
Поговорим.
Мне нужно знать.
Глава 20. О старых войнах и живой воде
Первое, о чём я жалею, что так и не успела пообедать и теперь меня мутит.
Второе – что уехала с водохранилища, а можно ж было подождать пару часиков и не пытать организм очередной телепортацией.
Над головой покачиваются ветви, под ногами на мокром песке колышется кружевная тень. Ветер гонит по воде сияющую на солнце рябь, от одного взгляда на которую перед глазами плывут тёмные пятна, а над левой бровью ближе к виску поселяется давящая боль. Цепляюсь за дерево, прижимаюсь лбом к шершавой коре. Некстати вспоминается понравившееся платье из каталога «Лебёдушки» – в таком самое то обниматься с берёзками.
– Ты не справляешься!
Гошка в сумке натурально шипит. Я стискиваю зубы, зажмуриваюсь и заставляю себя обернуться на голос.
– Вы тоже.
Ундина стоит прямо передо мной, вся такая разгневанная и прекрасная, чёрные волосы красиво развеваются, глаза на кукольном личике сияют, по белому платью скользят солнечные блики, на запястьях, в ушах и в причёске переливаются блестящие камешки. Кто-то, может, и впечатлился бы, а я отворачиваюсь, чтоб в лицо не светила, и устало думаю, что девочка, кажется, пересмотрела аниме.
Саламандра стоит чуть поодаль, на ней простое чёрное платье без рукавов, белые волосы небрежно сплетены в косу, в руках рыжий крокус. Она ловит мой взгляд, улыбается – выходит даже приветливо.
– Здравствуй, Е-ка-те-ри-на.
Её голос, негромкий, с хрипотцой, и манера произносить моё имя по слогам, растягивая гласные, вызывают эффект покруче, чем блестяшки Ундины: все эмоции, связанные с зимними событиями, наваливаются разом. Страх, стыд, чувство вины, злость – и тут же нежность, смущение, благодарность. В ушах звенят отголоски фраз, перед глазами мелькают лица: Алёна, Сашка, Элис, Князев…
Последний смотрит укоризненно, грозит пальцем, и я заставляю себя встряхнуться, сосредоточиться и загнать всё лишнее поглубже. Сейчас мне нужно спокойствие и трезвая голова, страдать буду позже.
– Молодец, – не меняя тона, произносит Саламандра. – Ты стала сильнее с нашей последней встречи. И ты, маленький братец.
Она вдруг оказывается рядом, потеснив Ундину, и протягивает руку. Гошка подозрительно принюхивается, думает, но всё-таки тычется носом в её пальцы. Я присматриваюсь и понимаю, что в другой руке у неё не цветок, а лепесток огня: то скользит между пальцами, как живой, то послушно замирает в горсти, то обвивается вокруг запястья.