Хлопок двери. Лежу, зажмурившись. Как же плохо… Ох, как же плохо…

— Соня? — знакомый мужской голос.

Медленно разлепляю веки и снова издаю мучительный стон. Вижу перед собой обеспокоенного Игоря. Он переводит взгляд с моего лица куда-то в сторону.

— По датчикам все стабильно.

— Попейте, — медсестра снова возникает рядом и сует мне в рот трубочку.

С каждым глотком мое сознание медленно проясняется, пока минувшие события полностью не восстанавливаются в памяти. Дергаюсь на постели, опуская руку на живот.

— Тише-тише, — Игорь сжимает мою ладонь. — С ребенком все хорошо. Ты родила здорового мальчика.

— Где он? — испуганно спрашиваю.

— Под наблюдением. Роды начались на две недели раньше. Тебе его скоро принесут. Но не переживай, с ним все в порядке. С тобой тоже все будет в порядке.

Игорь делает медсестре знак уйти, а сам опускается рядом с моей кушеткой.

— Все хорошо, тебе не за что переживать, — сжимает мою ладонь сильнее.

А у меня снова минувший ужас пролетает перед глазами. Как кровь шла, как упала на пол, потому что ноги не держали, как несли меня на носилках.

— Я хочу увидеть ребенка, — слезно прошу слабым голосом.

— Тебе скоро его принесут.

— А что было? Я ничего не помню. Меня отнесли на носилках… — голос срывается.

— Ничего страшного не было. Ты потеряла сознание, как раз, когда я вошёл в палату. Я сделал тебе кесарево. Ребенок родился здоровым. Все хорошо.

При всем моем желании что-то возразить Игорю сил на это уже не остается. Я покорно закрываю глаза и проваливаюсь в сон, а когда в следующий раз просыпаюсь, медсестра приносит мне ребенка.

Не передать словами, что я чувствую, когда смотрю на мальчика. Он такой маленький, такой крошечный. Спит, завёрнутый в пеленку.

Слезы бегут по лицу, а я не могу на него насмотреться. Мой малыш. Наш с Димой малыш. Ах, как бы я хотела, чтобы Дима тоже его увидел. Наше маленькое чудо. Склоняюсь к малышу, целую в щечку, отчего он просыпается и начинает кряхтеть.

В палату заходит Игорь.

— Ну как вы?

— Я его разбудила, — произношу, улыбаясь сквозь слезы. — И он такой маленький.

— Это ничего, вырастет.

Игорь тоже улыбается, рассматривая малыша.

— Как назовёшь?

Порываюсь сказать «Дмитрий», но имя застревает в горле. Вглядываюсь в крошечное личико кряхтящего младенца и думаю:

«Ну какой он Дмитрий!? Он же Владислав!».

Совесть тут же начинает жечь меня. Я должна назвать сына в честь его погибшего отца. Владиславом назвала бы, если бы Дима был жив. А раз Димы нет, то нашего сына тоже должны звать Дима.

Но… Гляжу на ребенка и понимаю: не могу назвать Димой.

— Мне нравится Владислав, — тихо произношу.

— Красивое имя, — Игорь соглашается.

Малыша уносят, а я еще остаюсь в операционной на пару дней, пока полностью не набираюсь сил и меня не переводят восстанавливаться в мою прежнюю палату.

Уже потом Игорь деликатно мне рассказывает, что это были не роды. У меня произошла отслойка плаценты, поэтому началось кровотечение и счет шел на минуты: ребенок мог задохнуться. Большая потеря крови привела меня к потере сознания. Еще чуть-чуть — и остановилось бы сердце.

Без преувеличения Игорь спас жизнь мне и нашему с Димой сыну.

Глава 35.

Дима Соболев

Наши дни

Вылетаю из подъезда Сони и сгибаюсь пополам. Я бежал с десятого этажа пешком, легкие горят, в висках стучит. Все, что произошло в ее квартире, мелькает перед глазами, как кино.

Доползаю до машины и падаю на водительское сиденье. В таком состоянии нельзя ехать, поэтому просто сижу. Пальцы подрагивают, в ноздрях до сих пор Сонин запах, на губах ее вкус. За семь лет ничего не изменилось, держа Соню в своих руках, я чувствовал ровно то же, что и тогда, в восемнадцать лет.

«Вали, куда хочешь. Ты не приблизишься к моему ребенку».

«Не боишься, что я дам судье взятку? У меня остались связи от папы».

«Поверить не могу, что когда-то любила тебя. Мой муж в миллиард раз лучше тебя».

Словно на репите, эти фразы крутятся в голове. Они пулями вонзаются в сердце. Со всей дури бью кулаком по клаксону, рассекая воздух громким сигналом авто. Злость кипит в венах, разливается по всему телу. Падаю лбом на руль, глубоко вдыхая воздух. А его все мало и мало.

Я думал, что вырвал Соню из сердца. Думал, что забыл. Думал, что она мне теперь безразлична.

Но тот вихрь чувств, который я испытываю сейчас по отношению к ней, — совершенно точно не безразличие.

Впрочем, и не любовь тоже.

Это что-то пограничное между ненавистью, обожанием и безумием.

Ненавижу за то, что всегда выбирала кого угодно, но только не меня: Свиридова, своих гнилых родителей, теперь вот вообще какого-то левого мужика, за которого вышла замуж. У нее всегда был кто-то важнее меня.

Обожаю просто за то, что она это она. Девушка, которая родила моего ребенка. Девушка, которая для меня всегда будет отличаться от всех остальных. Девушка, к ногам которой я был готов положить весь мир. Даже несмотря на то, что ее взяточник-отец оправдал убийц моего отца. Мне было наплевать на это.

А безумие — потому что только рядом с Соней меня так накрывает, так сносит крышу, что не могу себя контролировать.

То, как я взял Соню, — безумие. После всего, что она наговорила, после того, как я узнал, что скрывает от меня моего ребенка, все равно до исступления хотел ее. И она ведь тоже меня хотела. Текла, стонала и кончала, несмотря на наличие мужа, который в миллиард раз лучше меня.

Но больше такое не должно повториться. Больше я не должен к ней прикасаться. Я просто хочу общаться со своим ребенком, со своим сыном. Разве я так много прошу?

Надо как-то поговорить с Соней нормально. Отключить эмоции, отключить чувства. Просто спокойно с ней поговорить. Возможно, изначально следовало обуздать свои эмоции и попытаться выйти с Соней на конструктив, но не смог. Накрыло сразу, как подошел к ее дому, хотя до этого держался.

Минут через десять мне удается унять шарашащий по венам адреналин, и я решаю еще раз подняться в квартиру Сони. Наверное, это не самая лучшая идея, но меньше всего мне хочется караулить и вылавливать Белоснежку где-то