не только слова, но и их значение в контексте соответствующих мест из текста «Свода». Насколько мы можем судить по «Вопросам о тонкостях права», он поощрял обсуждения и дискуссии, стараясь разрешать явные противоречия авторитетов. «Искуснейший доктор» во всем оставался понятным и прагматичным. Наилучшим образом он показывает себя именно в глоссах к «Дигестам», которые занимали центральное место среди его интересов. И хотя он не был первым глоссатором, он сделал больше, чем кто-либо из его предшественников, для усовершенствования метода, определив линию его развития на поколения вперед. Таким образом, многое проясняется, но зачастую мы не можем быть уверены в его оригинальности хотя бы потому, что большая часть его трудов пропала, слившись с основополагающим корпусом текстов всей дисциплины.

Более столетия последователи Ирнерия были известны как глоссаторы. Фактически, его собственные глоссы, обычно обозначенные инициалами I или Y, приходится тщательно отбирать из ранних рукописей «Свода», где они соседствуют с комментариями его многочисленных преемников. Он был не единственным учителем права своего времени, к середине века было как минимум четверо выдающихся правоведов – так называемые Четыре доктора, – которых по традиции считают учениками Ирнерия. Согласно преданию, Ирнерий находился на смертном одре, когда его ученики пришли к нему и спросили, кто из них достоин быть его преемником, на что он ответил: «Булгар – златоуст, Мартин – полнота знания законов, Гуго – душа законов, Яков – это я»:

Bulgarus os aureum, Matrinus copia legum,

Mens legum est Ugo, Jacobus id quod ego.

Так Яков стал преемником своего учителя, но мы также располагаем словесными портретами трех других докторов. Имена всех четверых встречаются нам в правовых документах, равно как и в свидетельствах эпохи, когда они были известны как советники императора Фридриха Барбароссы. Мартин и Булгар принадлежали к разным направлениям юридической мысли, если не к разным школам. Хотя Мартин и был поборником справедливости, про него также говорили, что временами он «буквоедствует, словно иудей». Уже здесь вырисовываются истоки тех «Разногласий господ ученых» (Dissensiones Dominorum), из которых постепенно сложится свод противоречащих друг другу «высказываний» (dicta)[135]. Когда представитель следующего поколения глоссаторов Плацентин пишет свою «Сумму к “Кодексу”» с целью завершить и дополнить труд Рогерия, он старается уверить читателя, что вся работа принадлежит исключительно ему. Да и позже мы слышим о воровстве чужих глосс, в процессе которого люди присваивали себе великие имена конца XII века – Иоанна Бассиана, Пиллия, Оттона, Уголино и др.

Предаваясь литературному творчеству, глоссаторы всегда писали глоссы. Изначально они были в основном пословными, соответствуя современным подстрочным комментариям Библии, но пояснения и параллельные цитаты все увеличивались в объеме, заползали на поля – до тех пор, пока сборник не начинал содержать больше примечаний, чем текста. Когда комментарии становились чересчур длинными, не помещались в отведенное для них место, их выносили в отдельную большую или маленькую книгу. Подобные сборники в рассматриваемый нами период отличались существенным разнообразием: были суммы, то есть изложения основных положений книги, глава за главой; комментарии к случаям, связанным с конкретным отрывком; брокарды, то есть общие максимы, выведенные из текста; и трактаты, посвященные определенным темам – в основном судопроизводству. Тем не менее принцип учения заключался в постоянном, непрекращающемся написании пояснений к глоссам, которые были систематизированы около 1250 года в «Ординарной глоссе» Аккурсия. В то время люди уже сравнивали эту массу глосс с нашествием саранчи, покрывшей текст, а когда юристы начали писать глоссы к глоссам, метод изжил сам себя. Теперь текст «Свода» всегда сопровождался глоссами, и это правило привело к тому, что только комментированные отрывки признавались судом: «Что не признает глосса, не признает и суд» (Quidquid non agnoscit glossa non agnoscit curia).

Глоссаторы Болоньи, как правило, были преподавателями – этот факт следует учитывать при изучении их трудов. Во-первых, несмотря на то, что курс обучения полностью опирался на текст «Свода», порядок и членение его частей существенно отличались от таковых в эпоху Античности или в наше время. Вместо того чтобы начинать с подготовительного учебника – «Институций», в Средние века начинали с «Дигест», которые были разделены на три тома, вероятно, вследствие фрагментарной рецепции в ранний период: «Старые Дигесты» (книги I–XXIV, 2), «Усиленные Дигесты» (Digestum infortiatum) (XXIV, 3–XXXVIII) и «Новые Дигесты» (XXXIX–L). Первые девять книг «Кодекса» входили в четвертый том; оставшиеся три книги, посвященные публичному праву времен Поздней империи (а потому менее значимые), были объединены с «Новеллами» и «Институциями» в пятом томе под общим заглавием «Малый том» (Volumen parvum). Объяснение подобного деления было следующее: «Старые Дигесты» и «Кодекс» были сохранены для ординарных, утренних лекций, тогда как оставшиеся части были припасены для экстраординарных, послеобеденных[136]. Мы не располагаем конкретным описанием болонских лекций, предшествовавших лекциям Уголино в начале XIII века, но сам метод следовал традиции, сопровождаясь постановкой вопросов и обсуждениями, разбавленными юмором. А потому мы можем полностью доверять вставке, обычно приписываемой Одофреду (ок. 1250):

Что касается метода преподавания, древние и нынешние доктора, и в частности мой учитель, придерживались следующего подхода, который я буду соблюдать. Во-первых, я дам вам краткие изложения каждого положения, прежде чем перейду к тексту; во-вторых, я дам вам настолько ясное и подробное толкование каждого закона, включенного в заглавие, насколько смогу; в-третьих, я прочту текст, чтобы затем истолковать его; в-четвертых, я кратко повторю содержание закона; в-пятых, я разрешу явные противоречия, сравнив их с общими принципами права, выведенными из отрывка, которые нередко именуют «брокардами», и укажу на любые иные различения или неявные, но полезные вопросы (quaestiones), вытекающие из закона, вместе с их решениями, насколько Божественное провидение мне это позволит. И если какой-либо закон покажется заслуживающим повторения из-за его значимости или сложности, я оставлю его для вечернего повторения, ведь мне придется выступать на диспутах по крайней мере дважды в год, перед Рождеством и перед Пасхой, да будет вам известно.

Мне всегда стоит начинать со «Старых Дигест» примерно на восьмой день после дня святого Михаила [6 октября] и завершать, с Божьей помощью, все ординарные и экстраординарные лекции к середине августа. За «Кодекс» я буду браться примерно через две недели после дня Архангела Михаила и, с Божьей помощью, завершать его, включая все ординарные и экстраординарные лекции, к 1 августа. Прежде доктора не читали лекции по дополнительным частям, но у меня все студенты окажутся в выигрыше, даже невежды и новички, поскольку они ознакомятся со всей книгой, и я ничего не опущу, как это делали мои предшественники. Невежды